– Можно я отдам натурой? – спросил Луций.
* * *
Койка в каюте служебного челнока была рассчитана на одного, поэтому прижиматься пришлось тесно. Луций не был против. Амортизационный гель холодил вспотевшие спину и задницу. Бритва наоборот грела, обвив его тело ногами, прижалась горячим лбом к его плечу.
– Давай представим, что не было войны, – Луций услышал шепот и тут же выпал из наплывающей дремоты. – На этот месяц. Или на одну ночь. Что я из знатного рода патрициев, а ты много зарабатываешь.
Она провела кончиками пальцев по его животу. Луций поежился от щекотки, уставился в низкий потолок. На нем ровно зеленели индикаторы состояния челнока. Мерно гудела вентиляция.
– И мы лежим в спальне нашего особняка на верхнем уровне, скажем, Второй курии…
– Лучше Четвертой, – перебил он, чувствуя, как что-то заунывно щемит в груди. – Подальше от центра.
Подальше от его семьи.
Бритва хмыкнула.
– Хорошо, пускай будет Четвертой. И у нас есть дети. Или, может, мы ждем ребенка.
– Да. Хорошая мысль.
Повисла тишина. Тягостная. Луция от нее тошнило.
Что теперь? Промолчать или что-то сказать? Ни одной дельной мысли в голове. И что дальше, после поездки? Разойтись своими дорогами: номера налево, патриции направо, так? Продолжить жить по накатанной, бессознательно, в полубреду. Отмечать смену дней, дежурств, времен года.
Он не хотел обратно. Он не вернется в душный ящик квартиры. Не потеряет Бритву, только не снова. От одной мысли об этом внутри вспучивалось животное, чистое бешенство.
Луций приподнялся на локтях, навис над Бритвой. Завитки ее волос снова пахли сладким табаком и маслами. Не химией, как после криокапсулы. Не лекарствами, как в палате больницы в Центральной курии. И кожа не была серой, с налетом регенератора. Теперь она стала прежней. Той самой марсианкой. Коллегой. Другом. Женщиной.
Самой настоящей из всех, кого доводилось встречать.
– Выходи за меня, – сказал он.