Удар. Еще удар.
Тренировочный голем отшатнулся. Его сотканный из силового поля живот промялся, рассыпался золотыми бликами. Малая не дала ему опомниться и рубанула голой ладонью наискось, через лицо. Ребро ладони встретило сопротивление, – ощущения приближены к реальному бою, – и голем вздрогнул. Половина его головы отлетела к стене, где истаяла в воздухе.
Малая приостановила программу и осмотрела свою руку. Пальцы и запястья остались такими же тонкими, но материал под кожей изменился. Измененный и укрепленный хитрыми технологиями имманес.
Она подошла к стойке с копьями и взяла одно. От прикосновения оно раскрылось, удлинилось с обеих сторон. Стоило провести пальцем по кольцу на рукояти – и на одном конце вытянулось тонкое, как волос, энерголезвие.
Малая прокрутило древко в пальцах. Сжала так сильно, как только могла, до боли в костях. Металл под пальцами подался, лезвие замерцало и погасло. На древке осталось пять вмятин.
«Твоё тело – твоё оружие», – сказал Шаи тогда. Малая не могла даже представить, чтобы кто-то из чопорных, будто замороженных имманес пошел на преступление. Они умели только пялиться: то ли с отвращением, то ли с непониманием. Но Бел Шаи не стал бы предупреждать зря, верно? Для чего ещё усиливать тело?
И главным её оружием остался разум. Никто из имманес не обладал способностью проникать в сеть, управлять машинами и инферио по своему желанию. Только она и Бел Шаи.
Малая налила себе воды и села на скамью в углу. Прислонилась к холодной стене – голые, влажные от пота лопатки сразу заледенели. Вытянула ноги в похожих на носки ботинках. Они были удобными, почти не ощущались на ноге. Легко бегать, бесшумно ходить. Но при этом подошва была плотной и хорошо защищала ступни.
Вода медленно перетекла с одного бока стаканчика на другой. Малая раскатала её солоноватый привкус на языке. Даже вода у имманес странная. Более плотная и тёмная, тяжело привыкнуть.
Под потолком кружились светильники. Казалось, они пляшут в невесомости, отбрасывая блики. Скучно, тихо.
Малая коснулась стены, вошла в командную часть сети и ввела заученные координаты. Перед ней возникло изображение: пеньки белых колонн, сломанные спицы балок. Оплавленные зубья купола, под ним сотни кресел, когда-то богатых и мягких, как в роскошной «Пандоре», а теперь грязные, поломанные. Пустые.
Мысленный приказ, и изображение приблизилось максимально. Так, что стали видны дыры в сиденьях, из которых белыми внутренностями лезла набивка. Каменная крошка вперемежку с деревом, позолотой и хрусталем. Лужа, в которой отражались бегущие облака. Чья-то раздавленная рука.