Энцо перевел взгляд на патрициев. На их побелевшие лица.
– Ключ от убежища, – сказал он.
– Чего-чего? – нахмурился Два Ноля.
– Убежища. Их бункера, – Энцо кивнул на патрициев. Те побледнели еще больше. – Здесь, в Четвертой курии.
Два Ноля посерьезнел. Теперь он щурился, типа оценивал, какую часть тела оторвать первой.
– Да гонишь. Наши всё здесь знают, все уровни, все тоннели. Нет здесь никаких бункеров.
– И стены здесь трясутся, как жопа твоей мамаши, понял? – добавил один из «псов». – Все обвалится скоро.
Вот мамашу он зря тронул. Энцо его запомнил: покатый рябой лоб, желтоватые мешки под глазами, квадратный подбородок, бритая голова со светлой щетиной. На висках разъемы, обведенные металлом. Он живо заталкивал добычу в рюкзак, всё без разбора: украшения, приборы и даже съемный ушной имплант глуховатого деда-медика.
– Он есть, – повторил Энцо уже тверже. – Один «орлик» вел их туда.
– И где?
– Орлик-то? Сдох.
– Бункер. – Два Ноля приблизился и склонился к лицу Энцо. – Где он, бункер твой?
– Так я вам и сказал, ага. А вы меня грохнете. – Энцо протянул руку и кивнул на ключ-карту. – Дай, я отведу.
– Отведешь, ясное дело, – подмигнул Два Ноля. Карта скрылась за обрезанным воротом его куртки. – А ключ пущай пока у меня полежит. Выдвигаемся.
– А с этими что? – цыкнул рябой, указав на патрициев.
– С собой берем.
Поймав взгляд мальчишки, Энцо торопливо отвернулся.
Все он сделал правильно. Что они ему дали, эти патриции? Две заморозки? Оглушающее одиночество, от которого блевать хочется? Этого никакой Тит Пуллий не перекроет.
Да пошли они. Пошли они все.
Каждый сам за себя.
Биосервера – хорошее название для заключенных. В духе имперцев: приятное для слуха, ни намека на истинную суть. Когда слышишь это слово, совсем не представляешь черную громаду Орбитальной тюрьмы. Не думаешь о людях, замороженных в металлических банках со всеми этими проводами, подключенными к голове. Малая трогала шрамы на висках и затылке Энцо. И длинные бугристые полосы на руках – от трубок с поддерживающим раствором.
Бедного Энцо замораживали дважды. Он так и не увидел, кем она стала. Не побыл на свободе достаточно – Малая читала его дело, когда взломала архивы легиона. В первое крио он попал в двадцать один год, провел в нем семь лет. После сто тридцать один день на свободе и угодил во второе крио. Затем его отправили к «псам». Два дня и «пропал без вести» – вот что было написано.
Может, легионеры нашли его и не опознали. А, может, «псы» успели пустить тело вниз по стокам.
Малая представила обескровленное лицо Энцо. Бледное пятно, плывущее во тьму. И плеск грязной воды. И темнота. Темнота…