‒ Я, красотуля. — Рожица показывает Маляве прорисованный язык и ударяется в бега вокруг моего запястья ‒ прямо по коже. Мой песик выглядит заинтересованным.
Пока эти двое развлекаются, сосредотачиваю внимание на Эни.
‒ Моя метка ожила. — Прямо подмывает возвести руки к небесам и повизжать на манер доктора Франкенштейна, трясущегося над своим творением из кусочков трупов: «Она живая! Совсем живая!!»
‒ В чем дело, не представляю. — Эни тоже с любопытством следит за игрой смайлика и Малявы. — Может, все из-за твоей особенности? Ты же ладишь с всякими странными существами.
‒ С тараканами я не в ладах. А они ведь тоже странные. Так что сомневаюсь, что у меня и правда особенность, о которой все говорят. ‒ Вспоминаю кое о чем неприятном и тыкаю пальцем в краешек метки. Смайлик дергается, а потом покорно замирает на запястье. ‒ Скажи-ка мне, пакостная ты мордуленция, зачем барьер создавал и около озера пройти не давал?
— Ты хотела сбежать. — Смайлик ухмыляется. — А так делать низзя-я-я.
— Я? Сбежать? — кидаю обеспокоенный взгляд на Эни. — Не-е-е. Я прогуляться хотела. Вдоль озера, а там… В общем, зачем я вообще должна оправдываться перед нарисованной мордой?
Обмозговываю проблему.
— А если будем дружить, обойдемся без барьеров? — вполголоса интересуюсь я. Мордуленция загадочно подмигивает мне.
— Может быть.
Разворачиваюсь к Эни и, широко улыбаясь, киваю на собственную ладонь с ожившей тату-рожицей.
— А это мой новый дружок, — бодро представляю я. — Буду звать его Дуля. Скажи «привет, красивый мальчик».
— Привет, красивый мальчик, — послушно скрипит Дуля.
Эни тактично кашляет, — подозреваю, чтобы скрыть смех.
— А ты изумительно быстро строишь отношения со всякой непонятной живностью, — говорит он.
Ответом его порадовать не успеваю. Откуда сверху на голову Эни пикирует бумажная птичка. А вот и записка от ректора.
Ну что, пора осчастливить наставника?
Глава 34. Хвостики и мячики
Испытание силы воли — не иначе. Или потрясающе изысканная пытка.
Не представляю, сколько еще вытерплю в режиме «лицо-бетон, лицо-кирпич». И это вовсе не от того, что я носом бьюсь об указанные поверхности и предметы. Нет, всего лишь пытаюсь сохранить невозмутимость. И последнюю толику серьезности.
Но как же невыносимо хочется засмеяться. Нет, захохотать. Ладно, посмотрим правде в глаза: ржать на всю громкость, чтобы еще оконные стекла в такт трясло.
А все из-за моего наставника. Личность которого, безусловно, колоритна и достойна обсуждения в отдельном философском трактате.
В аудиторию, где уже ожидал будущий свет моих очей, Эни провел меня весьма виртуозно — по заросшим тропкам и цветущим аллеям, подальше от шумного студенческого населения. Только раз где-то вдалеке мелькнуло несколько парней, но мой сосед тут же дернул меня в сторону, и нас не заметили. А перед уходом из оранжереи он посыпал мне на плечи какую-то голубоватую пыльцу, заверив, что та «неплохо запутывает тех, кто ориентируется на запахи». Что ж, надеюсь, порошочек сумеет на время укрыть меня от местных нюхачей.