— Давайте вернемся. Мне нужно заботиться о тебе и обнимать, пока ты спишь.
Тепло разлилось в моей груди. Я позволил этой женщине, моей женщине, вести меня в дом. Когда мы вошли, Лука поднялся с дивана. Он смотрел на меня с опаской. Сжав руку Талии, я отпустил ее и направился к ее брату. Вокруг него стояло больше охранников, чем было ранее. Все держали свои пистолеты.
Но глаза Луки не отрывались от моих.
Встав перед ним, я сказал:
— Я благодарен тебе за то, что ты освободил меня от Хозяина.
Лицо Луки стало суровым.
— Он больше не твой Хозяин. Он всего лишь ходячий мертвец.
Я кивнул в сторону Луки. Я пошел обратно к Талии, когда он объявил:
— Анри гордился бы мужчиной, которым ты стал. Ты похож на него во всем. Твоя внешность, твоя сила, твоя преданность.
На мгновение я закрыл глаза, прежде чем сделать глубокий вдох и вернуться к Талии.
Мы вошли в спальню, и Талия отвела меня в душ. Она медленно вымыла меня мочалкой, затем залатала мои порезы и синяки, прежде чем расчесать волосы. Все время, пока она ко мне прикасалась, я прикасался к ее спине. Заботясь обо мне, она покрывала поцелуями мое лицо, тем самым говоря мне, что она моя, а я ее.
Когда мы забрались в постель, я лег лицом к Талии. Воспоминания теперь были тонкой струйкой, нежным потоком в моем сознании.
Талия наблюдала за мной. Я придвинулся ближе и обнял ее. Я закрыл глаза, расслабился с женщиной, которую никогда не хотел, и признался:
— Ya khochu byt’s toboy vsegda.
Талия замерла в моих объятиях, затем, прижавшись губами к моей груди, прошептала:
— Я тоже хочу быть с тобой навсегда.
Бруклин. Нью-Йорк
Неделю спустя
— Ты действительно это сделаешь?
Я повернулся к отцу, стоя в центре гостиной.
— Я собираюсь, — холодно ответил я. Отец медленно сел на диван.
Мы не встречались с ним с того дня в спортзале, когда он видел мою тренировку.
Когда я вернулся из Хэмптонса на прошлой неделе, он был в командировке. Сегодня вечером я застал его у своей двери. Он был здесь, чтобы обсудить планы на вечер: взять Левана Джахуа. Мы наконец-то получили наводку о том, где прячется от нас этот грузинский ублюдок. Пахан, в отсутствие моего отца, дал мне разрешение на причинение боли.
Казалось, он был здесь сейчас, чтобы услышать об этом лично.
Сосредоточившись на здесь и сейчас, я наблюдал, как мой отец, скрестив ноги, выражал спокойствие, которое всегда отражалось на его поведении, когда его глаза пристально наблюдали за мной.
— И ты собираешься убить его? Ты?
Моя челюсть сжалась, предвидя спор, который должен начаться. Я подошел к папе и сел на диван перед ним.