Стоя под сильными брызгами воды, я смывала влажность, покрывающую внутренную поверхность бедер. Я выпрыгнула, вытираясь полотенцем.
Когда я легла на кровать, волна стыда охватила меня. Я зажмурилась, чувствуя себя так, словно предала свою кровь. Что бы сказал мой отец, если бы узнал, что я только что сделала с врагом?
Но как бы я ни отчаивалась, я не могла сожалеть о Заале.
Я хотела его.
Но я знала, что не смогу снова спуститься туда. Я был обязана своей семье.
Через десять минут я вытерла волосы и заползла в кровать. Я просто хотела свернуться калачиком и на время забыть обо всем.
Как только я прижалась щекой к ладони в поисках сна, воспоминания о Заале, делающем то же самое, вызвали потребность в моем теле, потребность в нем.
Подняв руку к ноутбуку на комоде, я открыла его и обнаружила, что мои охранники снова подключили систему наблюдения. Я впала в унылый сон, наблюдая, как теперь чистый Заал глубоко спит.
Его обычно пронизанное болью лицо сейчас выражало только спокойствие.
Я не выходила из спальни весь день. На самом деле, я даже не покидала свою кровать. Я заставляла себя держаться подальше от подвала. Я заставляла себя оставаться запертой, нах*й, и точка. Я заставляла себя бороться со своим инстинктом оказаться рядом с Заалом.
Я ворочалась всю ночь напролет. Воспоминания о моей бабушке заменили сны, наполняя меня чувством вины. Воспоминания о том, как она гладила меня по волосам, когда я засыпала в детстве, рассказывала мне, как встретила свою настоящую любовь…
— Я была всего лишь ребенком, Талия. Но один взгляд на твоего дедушку, и это случилось. Я была уверена, что он — вторая половина моей души.
— Это произошло? — прошептала я с благоговением.
Бабушка улыбнулась.
— Произошло. Все дело было в его глазах. У него были самые добрые карие глаза. — Бабушка усмехнулась. — Конечно, я знала, кем он был. Он был Толстым, каждый русский знал братву Волкова, но я помню, как смотрела в эти глаза и понимала, что он не был таким жестоким, как его жизнь.
Я смотрела, как глаза бабушки наполнились слезами, и мой живот сжался. Она очень скучала по моему дедушке. Я могла видеть мучительную боль в ее глазах.
— Бабушка? — прошептала я, и она притянула меня ближе к себе.
— Твой дедушка был моей жизнью, Талия, — сказала она грустным голосом, — и однажды мужчина войдет в твою жизнь, и ты, без сомнения, узнаешь, что он твой. Я не могу этого объяснить, но что-то сломается внутри вас, и с того дня ты станешь его, а он — твоим.
Я улыбнулась у груди моей бабушки и повторила:
— Я буду его, а он будет моим.