– Да, это так. Но сообщать следователю о том, что вы консультировались со мной не стоит.
– Почему?
– Чтобы не поцарапать его самолюбие, – улыбнулась Мирослава, – на свете мало следователей, которым нравятся дотошные детективы.
– Поняла, – улыбнулась Пиотровская, – значит, прямо сейчас мы поедем в следственный комитет.
– Да, лучше не откладывать.
– Сколько я вам должна? – спросила Ядвига Станиславовна.
– За что? – удивилась Мирослава.
– За консультацию.
– Никакой консультации не было, – улыбнулась Мирослава, – была дружеская беседа.
– Пусть так, – сказала Пиотровская, – спасибо. Но если позволите, я пришлю вам билеты на премьеру своего последнего спектакля. Она состоится через пятнадцать дней. И всё! Занавес! – улыбнулась немного печально актриса.
– Будем благодарны.
– Сколько бы вы хотели получить билетов?
– Четыре, – не задумываясь, ответила Мирослава.
– Хорошо.
Когда гости уехали, Морис спросил, – кому третий билет я догадываюсь, а кому четвёртый?
– Софье Марковне.
Морис одобрительно кивнул.
Софья Марковна Наполеонова мама следователя Александра Романовича Наполеонова, для друзей просто Шуры, была чудесной женщиной и талантливой пианисткой, которая в молодости объездила с концертами весь мир. А теперь репетиторствовала, помогаю юным талантам оттачивать свою игру и раскрывать новые возможности.
– Я рад, что подтвердилась наша уверенность в непричастности Поликарпова к убийству бывшей жены, – проговорил Миндаугас, – но ведь кто-то же убил её.
– Убил, – согласилась Мирослава, – вот поедем завтра в Новосёлки и попробуем что-нибудь узнать.
– А ведь двоюродный племянник имеет право на наследство…– задумчиво произнёс Морис.
– Если нет в живых отца Майской.
– А вы думаете, что он жив?
– Почему бы и нет. Попозже нужно будет съездить по адресу матери Вениамина Майского.
Глава
8
Раннее светлое июньское утро, разбуженное трелями соловьёв, потянулось каждым солнечным лучиком, окрасилось румянцем, умылось росой и отправилось в путь…
В воздухе всё ещё кружились чайные и лиловые лепестки парковых роз.
Их тонкий аромат волновал обоняние и вселял в душу какую-то удивительную трогательную нежность.
От которой хотелось грустить и улыбаться одновременно.
– Как хорошо! – сказала Мирослава.
– Может быть, это и есть счастье, – тихо согласился Морис.
В Новосёлки они въехали, когда уже начало припекать. Отыскали улицу Тынянова, и дом двадцать пять. Это оказался коттедж на две семьи.
В палисаднике отцветали розовые, белые и малиновые пионы, тугие ветви жасмина готовились разбрызнуть белые лепестки соцветий.
– Нам нужна квартира номер два, интересно, где в неё вход, – проговорила Мирослава, рассматривая дом через не слишком высокий забор.