Несколько пощечин и пара легких ударов по груди вывели меня из ужасного состояния, и я наконец сделал глубокий вдох.
— Дыши, дыши, Иван! Дыши! — говорил мне раскрасневшийся от испуга Феофан. — Дыши!
Поняв, что мне не хватает воздуха, он быстро вытянул меня из машины.
— Дыши, Иван, просто дыши. Это всего лишь кошмар.
«Вряд ли просто кошмар…» — устало подумал я.
— Опусти меня на землю, мне уже лучше, — через некоторое время сказал наставнику.
— Точно? — с явно слышавшимся в голосе сомнением спросил он, но все же выполнил просьбу. — Как ты себя чувствуешь?
— Уже намного лучше, — ответил, вытирая мокрое от слез лицо.
«Прости, моя любовь! — мысленно попрощался, до боли сжимая зубы. — Прости…»
— Опять? — тут же спросил Феофан, напрягшись.
— Нет.
«Интересно, что он вообще думает о происходящем? — спросил я себя. — Что он видел? Как я начал плакать во сне и что-то бормотать? Как начал кричать? Может, он думает, что я схожу с ума? Или что смерть негативно на меня повлияла? Теперь наверняка станет бояться надолго оставлять меня одного, чтобы не было такого вот повторения».
Мысли о родных, оставшихся в другом мире, были очень тяжелы и постоянно всплывали в сознании.
«Если это будет продолжаться, то я просто-напросто свихнусь, — подумал я. — Тоска и печаль станут преследовать меня постоянно. Да, человек, конечно, такая тварь, что ко всему привыкает, и я не исключение. Чувство утраты с течением времени будет понемногу утихать, пока почти не угаснет. Но до этого еще надо дожить. Я с такими чувствами вообще ни на что не годен, надо их как-то ослабить, ведь, как бы мне ни хотелось, ничего изменить нельзя. Благо оставил родным квартиру и приличный счет в банке. Не пропадут».
Я вспомнил, как очнулся в теле ребенка сразу после попадания и как мои эмоции были словно бы заперты в глыбе льда, что позволило вести себя адекватно и не наломать дров.
«Может, надо попробовать вернуть это состояние, только уже осознанно?»
Сконцентрировавшись, я представил, как собираю мысли и воспоминания о родных и помещаю их в глыбу льда. Как они там беснуются, но все же не могут вырваться наружу.
Мне стало легче.
Печаль и боль утраты не ушли. Они были где-то глубоко внутри меня, но уже не занимали мои мысли постоянно.
— Где мы? — спросил я, рассматривая лесную дорогу, на которой мы остановились, съехав с трассы.
— А сам что, не видишь? — съехидничал Феофан. — В лесу.
«Что за неуместный тон? — подумал я, но даже не поморщился. — Или это он таким образом пытается отвлечь меня от дурного сна? В принципе это немного работает. Только, к сожалению, это не обычный кошмар. А нечто большее…»