— Никто не обидел. Послезавтра будешь жрать и вилки, и тарелки… Говорила идиоту, давай поросенка на этот год снова возьмем! «Нафиг нужно, нафиг нужно!..» Вот твой «нафиг» и настал. Теперь нужно?
— Солнце, я же не знал, что так выйдет… Никто не знал. Ты скажи, тебе чего-то не хватало до того как… как бункер взорвался? Катались как сыр в масле…
— Пошел ты на… со своим сыром! — ее понесло. Игнатов почувствовал, как внутри поднимается злоба. Вроде уже и привык к ее закидонам, да только у него нервы тоже не железные, ему тоже тяжело. Она горько вздохнула, а потом выдала свое обычное. — Знаешь, мне с тобой тяжело…
Он едва успел прикусить язык, чтобы не выдать уже приготовленный за все эти годы ответ. Начал считать про себя — «один, два, три…». Отключаемся, не слушаем, не реагируем… Блин, вот самому интересно, его кто заставляет с ней жить? Вроде — нет. Так какого хрена он обязан все это терпеть?
Не обязан. Но — терпит.
Любой другой попробовал бы с ним так разговаривать… А от нее все сносит беспрекословно. Истеричка гребаная, без скандала — как без пряников.
Он все бурчал про себя, а руки делали — налили воды в эмалированный тазик со сколами на дне, взяли тряпку, плеснули в воду средства для мытья посуды… далеко все-таки ушел прогресс там, снаружи; раньше такого не было. За спиной что-то нудила жена, он не слушал, напевал себе под нос какую-то полузабытую песенку. Она почувствовала, что ее не слышат, казалось бы — отвяжись, иди, займись чем-нибудь… Но сегодня у нее было не то настроение, чтобы отступать — повысила голос, в нем появились истерические интонации. Понятно, нужно чем-то успокоить… ее занудный голос прорвался сквозь песенку, задушил ее. Она что-то спросила, вопрос, по ее обыкновению, риторический, служит лишь для того, чтобы еще больше себя накрутить. Но ответ ей в этот раз почему-то нужен. Наконец, она сумела раскачать его настолько, что до него дошел смысл ее слов.
— Я от тебя уйду!
— Катись. Прямо сейчас. Ну, давай, чего ждешь? — он развернулся к ней, в одной руке тряпка, в другой — недомытая кастрюля, с обеих потекло на пол. От ярости она даже захрипела.
— Посмотри, что ты делаешь!!! Я убиралась целый день, дома не пылинки, а ты… не умеешь — не берись, черт тебя раздери! Дай сюда! — она вырвала кастрюлю, тряпку; Игнатов подавил желание заткнуть ей тряпкой рот, надеть сверху кастрюлю и наподдать по кастрюле кочергой.
Господи, да что же я в ней нашел такого?
— Тоже мне, мужик, посуду нормально помыть не может!..
«Сука, тебе бы такого, чтобы домой на рогах приползал с полными портками дерьма и падал в прихожей. И если на этот раз тебе морду не разобьет, то уже станешь понимать, что значит — тихое семейное счастье»