Если бы почувствовал пробуждение — стоило сделать лишь одно движение, с пронзенным сердцем не выжили бы оба. Вадик был готов, да что там — иногда подмывало прекратить этот кошмар. Но он держался.
Коза смотрела на него глупыми глазами, ее на выпас не отпускали. Не привязывали даже в запущенной половине огорода — охотников до еды и так хватает, незачем провоцировать.
Но тварь внутри Вадика засыпала — и лишь тогда он осознавал, что его трясет, а последняя оставшаяся футболка уже давно прилипла к спине, пропитанная потом. Однажды, после его сидения в обнимку с косой, Вадик обнаружил, что лезвие проткнуло футболку и кожу; ткань потемнела от выступившей крови… Едва успел застирать до прихода Инги, не хотел, чтобы она видела это пятно.
Но несмотря на все его ухищрения, Инга видела, что с ним происходит. По ночам он не смыкал глаз, боялся, что существо возьмет верх — и ночные бдения давались слишком легко, даже не зевнул ни разу… А когда, наконец, усталость накапливалась до такой степени, что валила с ног, пристегивался в углу хлева и отдавал ключи Инге. Длину цепи рассчитал так, чтобы ни в коем случае не дотянуться до козы.
Он-то выспался… А существо ни разу так и не проснулось, словно издеваясь — «Ну-ну, посмотрим, насколько тебя хватит»…
И этот голод… Он забирал гораздо больше сил, чем ночные бдения.
Но они справились. Он все же признался Инге, та молча достала ему из пакета принесенную с фермы порцию сырого мяса — чуть больше двух килограмм, еще теплое, дурманяще пахнущее кровью.
Ничего вкуснее Вадик в жизни не ел. Он не съел все, сдержался; осталось и на готовку.
И голод притих.
А еще — Вадик никак не понимал, для чего все это Инге. Ну никак не понимал…
Он принес ей только проблемы.
* * *
— Слушай, я, честно, никогда не встречал женщину, которая умеет так готовить! — Игнатов отодвинул тарелку и сыто откинулся на спинку стула. — Вот дождешься у меня, сожру вместе с твоей стряпней и вилку с тарелкой!
— Тебе придуриваться не надоело? — жена забрала у него выскобленную до блеска посуду и небрежно швырнула в мойку. Игнатов даже сжался внутренне, ожидая, что раковина сейчас окажется полна осколков. Не в духе родная, с ней такое бывает… Тарелка, на удивление, не разбилась, лишь вилка выскочила из раковины и забрекотала по доскам пола.
— Натик — лунатик, ты чего такая у меня сегодня? — Игнатов вздохнул, нехотя поднялся из-за стола, поднял вилку, положил обратно в мойку. Подумал, что нужно о пол постучать (а то какая-то «вилка» припрется… ), привычка въелась, но это значит нарваться на порцию словесного поноса в свой адрес. — Кто тебя обидел?