… а Вадик провалился сквозь землю — и рухнул на растрескавшийся асфальт дорожки, окружающей лабораторию. С высоты второго этажа, на бетонный поребрик… ногу пронзила боль, кость глухо и влажно хрустнула.
Вадик закусил губу, чтобы не заорать. Получилось — вырвался только мучительный стон. Вот и хана его теории — двойники перемещались на своих двоих, притом — вполне нормально. Да что там — теория! Теперь хана и ему самому, безногому отсюда не выбраться. В книге ничего подобного не было…
Откуда-то издалека донесся вопль Руслана. Вадик всполошился, но понял — парень зовет его.
— Я здесь!!! — заорал он, надрывая глотку. — Я живой!!! — Вадик приподнялся на здоровой ноге, опираясь на стену корпуса. Руслан стоял в траве, метрах в двухстах. — Ищи обход!!! Обойди!!!
Парень кивнул и полез за болтами… Вадик сполз по стене, изо всех сил борясь с дурными предчувствиями, занялся ногой. Ну, «занялся» — чересчур громко сказано… голень торчала под хорошим таким углом — словно он отрастил себе еще один сустав. Но джинсы на месте «сустава» почернели от крови.
Открытый перелом. Приехали… Вадик беспомощно осмотрелся — нет ничего подходящего для изготовления шины…
И вжался в землю, когда на поле с тихим сипением ослепительно полыхнула молния.
— РУСЛАН!!! — Вадик вскочил, как здоровый. Охнул, когда от движения ногу пронзила боль. — РУСЛАН!!! ТЫ ЖИВ?!!
Тишина. Только тихий шелест запутавшегося во влажной траве ветерка да мерный стук падающих с крыши лабораторного корпуса капель дождевой влаги. Вадик пополз на карачках, стараясь беречь искалеченную ногу — перевалившись через низенькую ржавую декоративную ограду, в траву, забыв об опасности, закусив губы до соленого привкуса. Прямо туда, где от выжженного пятачка травы поднимался легкий дымок. Он даже не подумал о том, что ловушка может сработать снова, превратив его в кусок подгорелого мяса, облепленного черными жесткими нитями расплавленной синтетики…
На почерневшей траве лежала обугленная сумка, от Руслана же не осталось и следа… Вадик сел в середине почти правильного круга. Подтянул к себе сумку…
И зарыдал в голос, как ребенок, размазывая слезы по грязным небритым щекам. Все это бесполезно… все это бесполезно… бесполезно…
Слезы обжигали.
Валентин Александрович не находил себе места. Знал, что провинился… все его праведное возмущение своим положением улеглось за ночь, запал прошел и теперь он жалел о своем поступке.
Но, как это обычно и бывает, человек начинает жалеть лишь когда уже становится поздно, когда ничего не вернешь… он понуро посмотрел в зеркало над умывальником — единственное не спрятанное во всем поселке. К нему домой вампиры не заходили ни разу — словно пытались дать ему хотя бы иллюзию независимости. Вздохнул… мешки под глазами, опухшее лицо. Глаза в красных прожилках. А чего еще ожидать, если пить всю ночь? К тому же, до такого состояния он постарел впервые — и пора бы уже возвращаться молодости — а не идет, зараза. Скоро догонит Муромову — она всю жизнь бабой ягой ходит. Сколько он помнит — она едва ли не единственная из тех, кто жил в выселках раньше.