Так чем же этот «выдающийся общественно-политический и литературный деятель», зачавший дубоссарский и кишиневский погромы, отличается от египтянина Апиона, лидера александрийского погрома, который использовал римского императора Калигулу для захвата казны славного греческого города Александрии?
Или от герцога Бретани Иоанна V, который в 1440 году обвинил в детоубийствах и отправил на костер маршала Франции и соратника Жанны д’Арк барона Жиля де Рэ только для того, чтобы забрать его земли в свои владения?
Как видите, во все века приемы у мерзавцев одни и те же…
Письмо в конверте было от Маруси, она писала так:
«…Каждое утро себя проверяю: помню ли, как называется этот город? Все боюсь его спутать не то с Суздалью, не то с Костромой: никогда не представляла себе, что можно сюда попасть, и еще по железной дороге, я думала, что это все только в учебнике географии написано. Очень милый городок, приветливые люди, только они по-русски говорят ужасно смешно, как в театре, но на рыжих барышень на улице оглядываются, совсем как у нас. Да: представьте, я только после приезда по-настоящему сообразила, что у меня нет права жительства: папа что-то говорил об этом, но я торопилась успокоить маму (и сама тревожилась, как тут Лика устроится одна-одинешенька на весь Ледовитый океан) – буркнула им, что все это улажено, и примчалась, и в тот же день меня позвали в участок. Принять святое крещение было некогда, поэтому я в беседе с приставом низко опустила девическую головку и исподлобья стрельнула в него глазками. Это у меня – исподлобья – самый убийственный прием, испытанное средство…
…Лику я устроила легко, тут вообще много ссыльных, есть и женщины, необычайно славная публика – не забудьте мне напомнить, когда приеду, надо будет записаться в какую-нибудь партию, только чтобы там не было евреев. Лика с еще одной девицей того же цеха поселилась, вообразите, у попа, матушка и три поповны ее прямо на руках носят, я только чувствую, что она скоро и на них начнет огрызаться.
…Пойдите к маме и накричите на нее и натопайте обеими ногами. Она думает, что тут все в кандалах и что в июле тут на коньках катаются, что я ей ни пишу, не верит. Объясните ей, что я пишу всю правду. Я просила об этом и Самойло: он основательный, ему предки доверяют. Вы, правда, натура фельетонная, но мама вас любит, а любовь слепа и доверчива.
…Недели через две думаю приехать, а пока прижимаю вас к моему любвеобильному бюсту (чисто по-матерински, не беспокойтесь). – Вечно твоя, М.
(Приписала бы, что Лика вам кланяется, но она вовсе не кланяется.)»