Твоя Маруся по гроб жизни».
Я прочел, и сложил письмо, и сунул опять в коробочку, и спрятал в подушку. А Летучий не отзывался.
Я спросил нерешительно:
– Летучий?
Силуэт его шелохнулся, но он не ответил.
Мне видно было, как он сидел, скорчившись в оранжевом квадрате окна, пропустив руки наружу и сцепившись пальцами.
Ночь прибывала, напоенная мягкими отзвуками перезвона, вся как будто влажная лунным светом, гудел город, и море где-то шумело, и все же было так тихо, что еще мгновение – казалось мне – и к нам вот-вот донесется слабый треск – кашель Маруси.
Альталена
(Опубликовано в газете «Одесские новости» после выхода Жаботинского из тюрьмы.)
…Думаю, дорогой читатель, теперь вам понятно, почему Александр Куприн, Иван Бунин, Максим Горький и Михаил Осоргин так стонали по поводу того, что всего через год, весной 1903 года, двадцатитрехлетний Владимир Жаботинский вдруг перестал заниматься русской литературой…
Впрочем, не будем забегать вперед или, как говорят теперь в украинской Одессе, «попэрэд батьки у пэкло».
Пекло еще впереди…
20
Из воспоминаний и архивов
Жаботинский: «Меня вызвали на допрос. В канцелярии тюрьмы я застал жандармского генерала и помощника гражданского прокурора, молодого человека, которого я несколько раз видел в “Литературном клубе”. Я спросил: “Запрещенная книга, которую вы нашли у меня, – это памятная записка министра Витте “Земство и самодержавие”. Что в ней преступного?”
Мне ответили, что книга печаталась в Женеве. Это было очень скверно. Но в ней имелось также предисловие на четырех страницах, написанное Плехановым, и это было еще хуже. Помимо того, у меня нашли итальянские статьи, и они-то были подписаны моим именем.
– Разве запрещается печатать статьи в Милане?
– Разрешается, более того – разрешается писать в них что угодно, если они не содержат ложных сведений, порочащих государство. Поэтому-то мы послали ваши статьи, сударь, официальному переводчику, который определит, не опорочили ли вы наше государство…»
Экстренно, секретно
Начальник Одесского тюремного замка
Его Сиятельству господину
Одесскомуградоначальнику
Рапорт
…надзирателем тюрьмы Трусевичем услышан разговор между содержащимися в тюрьме политическими арестантами в камерах: № 352 Якова Бейзмана, № 358 – Льва Подгуга под названием «Лобари», а также в камере № 78 Владимира Жаботинского и № 5З – Якова Иоффе, которые составили совет такого содержания:
Когда будут навешены на окна щиты, то содержащиеся в камерах должны единодушно действовать следующим образом: при выводе на прогулку не возвращаться в камеру и сопротивляться этому, а при малейшем усилии жандарма сделать крик, что над ним производят насилие. Тогда все находящиеся в камерах должны взбунтоваться, ломать двери камер, разбить все, что только возможно в камере – табуреты, окна, посуду и проч., а для того, чтобы иметь возможность быть выпущенными из камер для нападения на внутреннюю стражу, облить керосином и зажечь тюфяки, постельную принадлежность и деревянные рамы окон.