Признаюсь, у меня нет вещественных доказательств тюремных страданий юного Жаботинского по рыже-огненной Марусе.
Зато тот факт, что «за отказ посылки статей в редакцию “Одесских новостей” политический арестант Владимир Жаботинский категорически заявил отказ от принятия пищи, от прогулки и от каких бы то ни было сношений с чинами корпуса жандармов», мне, как журналисту, говорит куда больше, чем вам, читатель. Потому что, с моей, профессиональной, точки зрения, дело тут не только и даже не столько в политическом протесте. Судите сами: как еще, кроме своих статей в «Одесских новостях», мог влюбленный Жабо напомнить о себе Марусе?
Конечно, и в тюремной жизни есть чем отвлечься от любовных терзаний: сюжеты типа «Летучего», вечерние дискуссии с соседями об индивидуализме, анархизме и антисемитизме, тайная переписка с ними методом «телеграфа» и во время коротких прогулок «советы» с «Гарибальди», «Лобари» и с самим «Господом Богом» относительно организации «бунтов». Даже мелкие события тюремного быта обретают тут особый смысл и могут сгодиться ему в будущей литературной работе. Например, нужно не забыть, как сначала его привели в комнату, которая была тюремной приемной. Сняли ремень (наверно, чтоб не повесился!), отняли кошелек с деньгами (их, правда, при нем же пересчитали). Часы, записную книжку и карандаш. Посадили в одиночную камеру. Поначалу целыми днями Владимир ходил по камере из угла в угол и пытался сочинять стихи. Не сочинялось. Как-то в камеру зашел старший надзиратель и спросил, не хочет ли он что-то почитать. Услышав положительный ответ, сказал: «Так я принесу из тюремной библиотеки». И принес увесистый том – подшивку «Журнала Министерства народного просвещения». Журнал был официальным органом МНП, в нем было опубликовано много указов и постановлений, но были и статьи, которые Владимир с удовольствием прочел.
Но самое главное: только здесь, в тюрьме, Владимир увидел, какие воистину сильные характеры стоят за словами «революционер», «анархист», «бундовец» и даже «уголовник». Если вся Российская империя утыкана тюрьмами с такими характерами, то, во-первых, русской литературе срочно нужен еще один Максим Горький – тюремный, а во-вторых, недолго стоять царскому престолу…