— С чего вдруг? — взвился Максим.
— Или я! — с готовностью выступил Никита Лужин.
— Ты-то куда лезешь? — усмехнулся Шилов. — Ты…
— Короче, все! — оборвал его Ренат. — Встречаемся в раздевалке спортзала после уроков. Там и решим, кто с кем махаться будет.
— Я тебе все равно за ублюдка язык вырву, — бросил Максим Шилову.
— За правду и языка лишиться не жалко, — посмеивался Стас, его уже отпустило, хотя ухо все еще горело красным.
Окончательно их перепалку прервал звонок. Максим нехотя повернулся к своей парте, когда увидел Алену. Она шла по проходу и таращилась на него своими младенчески голубыми глазами. Еще и посмела поздороваться как ни в чем не бывало! Вот же трепло безмозглое! Улыбка эта ее невинная всколыхнула в нем новую волну ярости. Безумно хотелось высказать ей все, что он думал и чувствовал, еле удержался. Ну ничего, ему еще представится случай отыграться за все «хорошее».
— Максик, — зашептала Кристина, когда он сел на место, — это правда, что ли?
— Правда, — зло бросил он. А какой теперь смысл скрывать, если эта дура все разболтала? — И что?
— Да нет, ничего, — промямлила Кристина, выдержав паузу, весело добавила: — Все равно ты круче всех.
Историк тщетно распинался у доски — никто его не слушал. Всех взбудоражила эта новость и стычка между Явницким и Шиловым.
* * *
— Блин, я в шоке до сих пор, — выдохнув облако дыма, признался Ренат. — Ты сам давно в курсе?
— Всегда знал, — процедил Макс.
Оба сидели в импровизированной курилке — небольшом закутке рядом с лестницей, ведущей на чердак. Всех остальных, кто совался сюда, они гнали прочь.
— Офигеть! А почему ты мне-то об этом никогда не рассказывал?
— А смысл? Что бы это изменило?
— Ну так-то ничего, конечно. Но сейчас я бы не офигевал так сильно.
Максиму казалось, что все они, даже лучший друг, смотрят на него теперь совсем другими глазами. Нет, из своих никто ничего не высказывал, наоборот, подбадривали: «Забей!» Но их отношение к нему все равно переменилось. И вроде не понять, в чем оно выражалось конкретно, однако это чувствовалось. «Бэшки», сволочи, и вовсе троллили исподтишка. Вроде и не ему в лицо, а в разговоре между собой отчетливо произносили: «Ублюдок… Ублюдок…» Он срывался, но те лишь делано хлопали глазами: «Ты о чем? Тебе послышалось». А сами в хохот. Свои обычно вставали за него горой, но тут как-то примолкли. Ни тебе поддержки, ни участия.
«И плевать», — говорил себе Максим, хотя на деле, конечно, не плевать, совсем не плевать. И в сердце будто заноза свербела.
Однако больше всего убивало его даже не то, что все узнали их маленькую и постыдную семейную тайну. Гораздо больнее ранило то, что об этом разболтала Шилову именно она. Алена.