— Зато как будет приятно, если король бэшек продует и будет ползать на коленях и ботинки целовать. Я специально приду в грязных, — хохотнул Ренат. Выудив у Макса обещание молчать, он заметно повеселел.
— А если наоборот?
— Ну я так-то тоже не урод. У меня, может, и нет такого опыта, как у тебя, но, кто мне нравился, со всеми получалось замутить. А у вас с ней точно ничего не было? Ну или у тебя к ней что-то там? А то ты так отреагировал, что я подумал, может…
— Ты бы лучше думал, когда на этот спор подписывался, — вспылил Максим.
— Э-э, полегче.
— Если я говорю, что мне на нее пофиг, значит, так оно и есть. Просто спор этот — реально отстой. Я таких вещей в принципе не понимаю.
— Условия — отстой, а сам спор… Ну не мы первые, не мы последние. Я так-то тоже, конечно, не в восторге. А в прошлом году, вспомни, Шишмарев с Силиным тоже забились на новенькую. Правда, там новенькая была зачетная, даже жалко, что она потом сразу свалила. Кстати, эта твоя тоже, скорее всего, свалит после… Ты ж этого и хотел. Так что мы двух зайцев убьем в случае победы. Шило опустим и от нее избавимся.
Послушать Рената — и впрямь все звучало просто и логично, вот только отчего-то все равно на душе было тошно до невозможности.
В детстве Алена частенько засиживалась допоздна у подруг — не хотелось возвращаться домой, в нетопленую, грязную избу, где бутылки из-под самогона катались по полу, где бычки дешевых папирос можно было обнаружить в каком угодно месте — в кровати, в мойке, в чайнике, где трухлявые стены навсегда впитали мерзкую вонь. Не дом, а клоака.
Сейчас у Алены появилось все, о чем она и мечтать никогда не смела: красивая одежда, уютная комната, вкусная еда, компьютер, книги, сотовый. Папа ей даже деньги дает «на всякий случай», хоть она и отказывается. Но почему-то именно теперь она чувствовала себя в аду. Там, в деревне, у нее были милосердные соседи, добрые учителя, друзья, много друзей. В нее даже мальчишки влюблялись.
А теперь она — изгой. Да, есть папа, но он не рядом. Его и дома-то почти никогда не бывает. А рядом те, кто ненавидит ее ни за что, презирает, оскорбляет и унижает. Они смотрят на нее так, будто нет ничего гаже, будто она грязная, уродливая, заразная. Постоянно: смешки — вслед, обидные слова — в спину, пошлости — в лицо. Это невыносимо! От этого хочется кричать, бить стекла, посуду… И их бить тоже хочется. Но нельзя. Отцу в преддверии выборов любой скандал может навредить.
Однако, как бы сильно Алена ни страдала от всеобщего издевательского отношения, больнее всего оказалось то, как повел себя с ней Максим. До сих пор, стоило только вспомнить, наворачивались слезы, а в груди все болезненно сдавливало. Как он так мог: сначала заставил поверить, что она ему нравится, а потом плюнуть в нее, еще и при них? Образно, конечно. А ведь говорил, что в школе ее больше никто не обидит…