— Это, конечно, не мейсен… Это, как говорит современная молодежь, еще круче. Вот этим чашечкам, чтоб ты знала, моя дорогая, почти двести лет. Я их редко, очень редко достаю. Все больше любуюсь. И горжусь, да… Все хочу в музей передать, да рука не поднимается. А вот сегодня душа возжелала почаевничать этак по-барски. К тому же такой повод!
Старуха, прикрыв глаза, поднесла фарфоровую чашку к губам и отпила.
— Видишь вензель снизу? — Она перевернула тончайшее блюдце и показала на темно-синюю закорючку. — Это именной знак фарфоровой мануфактуры Солдатова. Купца первой гильдии, мецената и просветителя. Помимо фарфора, занимался золотом, пушниной и, конечно, благотворительностью. Это, понимаешь, так заведено было. Честь и благородство были тогда в моде, не то что теперь. Он, Базанов, Яковлев, Сибиряков, Трапезников, да много их, купцов наших иркутских, которые целые состояния вкладывали в развитие города, строили сиропитательные дома, школы, больницы, театры. Они еще и состязались, кто окажется самым первым, кто — самым щедрым. Эх!.. Но пить чай из таких чашечек не просто приятно. Кажется, как будто время на миг повернуло вспять, правда же?
Лилия Генриховна и впрямь подобралась и сидела на стуле прямая и чопорная, как светская дама. Однако она была права: само осознание, что вот этой крохотной чашечке в ее руке уже два столетия, рождало в душе Алены благоговейный трепет. И даже странно, но спасение Васьки и это их чаепитие удивительным образом сумели унять душевную боль, ну или, во всяком случае, значительно притупить.
Домой Алена вернулась к самому ужину. Максим же и в самом деле так и не пришел. Как ни старалась она о нем не думать, как ни запрещала себе, мысли эти сами собой ее одолевали, терзая сердце.
«Почему вообще такое происходит? — недоумевала Алена. — Почему все время думается только о нем?» Ведь еще несколько дней назад она считала его братом, а значит, подобные мысли были бы запретными, нехорошими, совершенно непозволительными. Разве могло за каких-то два дня, что они провели вместе, все поменяться? Видимо, могло, только как теперь это вытерпеть?
* * *
На другой день, вновь заходя в класс, Алена внутренне напряглась и мысленно приготовилась к смешкам и оскорблениям.
«Не обращать на них внимания, не слушать их, ничего не слышать», — внушала себе перед тем, как открыть дверь. Оттуда доносились голоса одноклассников.
Невольно задержав дыхание, будто перед прыжком в ледяную воду, она шагнула в кабинет и прошла к своей парте, стараясь не смотреть по сторонам, не встречаться ни с кем взглядом, словно маленький ребенок, который верит, что если он закрыл глаза и никого не видит, то и его не видно тоже.