Однако не все спешили и шагали мимо с пустыми глазами. Как только сила успокоилась, я почувствовал чей-то взгляд. Где-нибудь в лесу или при меньшем скоплении народа я давно бы уловил чужое присутствие. Для любого животного (а это, как ни крути моя вторая половина) пристальный взгляд всегда означает вызов, а следовательно опасность. Оставалось найти неведомого наблюдателя и посмотреть ему в глаза. Я, конечно, на чужой территории, но не намерен за просто так живёшь, признавать над собой доминанта. Кем бы он ни был, пусть сперва докажет своё право на вызов. Всё же я не из сгинувшего клана людей-лисиц, что некогда признали главенство волколаков и теперь служат у них на побегушках.
Несколько поворотов головы. Нет, как же всё-таки тяжело ориентироваться в этой двигающейся массе. Как трудно сосредоточиться, когда сознание затуманено диким, сводящим с ума букетом парфюмерных изделий. Я не понимаю стремление ликантропов селиться в крупных городах. Другое дело — вампиры — они всегда рвались к столичному блеску, но мы… Хотя, кто бы рассуждал. Сам-то ты сюда зачем припёрся?
Звериное чутьё всё же не подвело, не прошло и минуты, как я засёк наблюдателя. Но что делать дальше — насторожиться или расслабиться? На меня смотрел обычный бомж. Он не вписывался в ритм движения людей-шестерёнок. Выпал из параноидально-размеренной работы механизма, а потому мог себе позволить спокойно сидеть у подземного перехода и пялиться на застывшего среди людского потока чужака. Или что-то другое? Сквозь похмельную поволоку выцветших глаз светился интеллект, в них ещё не поселилась тупая обречённость, которая бывает за чертой, когда ты уже ни человек, ни монстр, ни животное…
А может… Может это кто-то из легализованных или новообращённых? Мысль о вампирах отметалась мгновенно. Во-первых, солнце ещё не зашло, во-вторых никто из этих кровососущих пижонов не появится на публике в подобном виде даже под угрозой крещения или душа из святой воды. У них бзик по поводу внешнего вида и одежды. Среди них попадаются экземпляры, могущие свести с ума перевоплощением в чудовище, однако и в этом жутком виде, они сохраняют какое-то змеиное обаяние. Поэтому-то среди их слуг и доноров так много охочих до приключений дамочек и жаждущих самоутверждения юнцов.
Оборотня я бы тоже почуял сразу. На ум приходили лешаки, ворлоки, даже тролли. Но эти ребята всегда держатся обособленно и в отличии от нас с вампирами не стремятся к «благам» человеческой цивилизации.
А может этот представитель племени отверженных обществом, вынужденный вести животное существование, отстаивать пищу, убогий кров, да и саму жизнь, просто почуял мою сущность?