Какое чувство свободы! Книга «клинических случаев» была завершена, я был свободен и мог позволить себе настоящий отпуск, чего у меня не было, как я полагал, более десяти лет. Повинуясь внезапному импульсу, я решил съездить в Австралию. Я там никогда не был, а в Сиднее жил мой брат Марк с женой и детьми. Последний раз я видел брата, когда он с семьей приезжал на золотую свадьбу родителей в 1972 году. Я дошел до Юнион-сквер, где находился офис компании «Квантас» в Сан-Франциско, и, предъявив паспорт, попросил билет на ближайший рейс в Сидней. Никаких проблем, сказали мне, мест сколько угодно, и мне осталось только заскочить в гостиницу, забрать вещи и ехать в аэропорт.
Это был самый долгий в моей жизни полет, но мною владело состояние приподнятости, и я, не отрываясь, писал в журнале, а потому время пролетело незаметно, и через четырнадцать часов я уже был в Сиднее. Когда мы кружили над городом, я узнал знаменитый мост и здание Оперного театра. У стойки паспортного контроля я протянул офицеру паспорт и был уже готов идти дальше, как вдруг тот меня спросил:
– А где виза?
– Виза? – переспросил я. – Какая виза? Никто мне о визе ничего не говорил.
Радушие на лице офицера сменилось выражением суровой серьезности. Он принялся расспрашивать меня. Почему я приехал в Австралию? Есть ли здесь кто-нибудь, кто мог бы поручиться за меня? Я сказал, что в аэропорту меня встречает брат и его семья. Мне велели сесть и ждать, пока брата не найдут и не установят его личность. Власти дали мне временную визу на десять дней, но предупредили:
– Никогда так больше не делайте, или мы отправим вас назад в Штаты.
Десять дней, проведенных в Австралии, были полны для меня радостью открытий – я заново познакомился со своим братом Марком (тот был на десять лет старше меня и уехал в Австралию еще в 1950 году), с его женой Гей, в присутствии которой я сразу почувствовал себя как дома (она разделяла мою любовь к минералам и растениям, а также плаванию и нырянию), со своими юными племянником и племянницей – они были страшно рады тому, что у них появился новый (и весьма экзотического характера, как они полагали) дядюшка.
С Марком у меня сложились отношения, которых не было ни с одним из братьев, оставшихся в Англии. Такого рода взаимоотношения были невозможны с Дэвидом – очаровательным светским щеголем, или Майклом, блуждающим в глубинах шизофрении. Именно с Марком, спокойным, начитанным, вдумчивым и по-братски радушным, я мог установить более глубокую связь.
Я также влюбился в Сидней, а потом – в тропический лес Дейнтри и Большой Барьерный риф у Квинсленда, потрясающе красивый и странный. Наблюдая уникальную флору и фауну Австралии, я вспомнил Дарвина, который был так поражен растениями и животными Австралии, что записал в своем журнале: «На Земле, очевидно, работал не один, а два Создателя».