.
Курение вредило здоровью Майкла, став причиной не только кашля и бронхита, но и аневризм артерий ног. В 2002 году одна из подколенных артерий у него оказалась заблокированной, почти полностью прекратив подачу крови в нижнюю часть ноги, которая стала бледной и холодной. Возникли и сильные ишемические боли. Майкл тем не менее не жаловался, и только когда все увидели, что он хромает, его отправили к врачу. К счастью, хирургам удалось спасти его ногу.
Хотя Майкл часто и называл себя «обреченным человеком», заявляя об этом гулким голосом всем и всякому, в ежедневных своих встречах он был не очень эмоциональным. Бывали, однако, моменты, когда его суровость уступала место более мягким эмоциям. Наш племянник Джонатан навестил Майкла со своими сыновьями, десятилетними близнецами, и малыши буквально прыгнули на своего дядю, которого никогда до этого не видели, и принялись осыпать его ласками и поцелуями. Майкл поначалу напрягся, потом смягчился, потом рассмеялся и обнял племянников с теплотой и искренностью, которых никто в нем не видел (и не чувствовал) много лет. Джонатан, который родился в 1950-е годы и не застал Майкла «нормальным», был невероятно тронут.
В 2006 году у Майкла закупорилась артерия на другой ноге, и он вновь не жаловался, хотя и понимал всю опасность положения. Он физически слабел; если ему отнимут ногу или у него обострится бронхит, «Илон-Хаус» уже не сможет держать его у себя. Тогда его переведут в дом престарелых, где у него не будет ни свободы, ни личности, ни роли, которую он мог бы играть. Жизнь в таких условиях, понимал Майкл, станет невыносимой и лишенной смысла. Именно тогда, как я понял, он и захотел умереть.
Последняя сцена жизни Майкла разыгралась в приемном покое больницы, где его должны были оперировать и, как он думал, ампутировать ногу. Лежа на носилках, он вдруг приподнялся на локте и сказал:
– А не выйти ли мне покурить?
После чего упал и умер.
В конце 1987 года я встретил в Англии Стивена Уилтшира, мальчика, страдавшего аутизмом. Я был поражен его в высшей степени детализированными рисунками архитектурных сооружений, которые он начал создавать в возрасте шести лет: ему нужно было только бросить взгляд на сложное здание или городской пейзаж в целом, прежде чем аккуратно воспроизвести их по памяти. В тринадцать лет он уже опубликовал книгу рисунков, хотя оставался замкнутым и почти не говорил.
Мне было интересно понять, что лежит между способностью Стивена мгновенно «записывать» визуальную сцену и умением воспроизвести ее в мельчайших деталях. Я хотел узнать, как работает его сознание, каким оно видит мир. Кроме того, неплохо было бы выяснить его возможности в эмоциональной сфере, а также в плане взаимоотношений с другими людьми. Страдающие аутизмом люди, в классическом смысле, считаются абсолютно одинокими, неспособными поддерживать отношения с другими людьми; они глухи к чувствам тех, кто их окружает, им чужды юмор, любовь к игре, спонтанность реакций, креативность. Аутисты – это, если использовать терминологию Ганса Аспергера, «умные автоматы». Но даже беглое знакомство со Стивеном произвело на меня более приятное впечатление, чем я ожидал.