В 1992 году вместе с Джерри мы отправились на конференцию по проблемам сознания в колледж Иисуса в Кембридже. Если читать книги Джерри было порой трудновато, то видеть и слышать его для многих в аудитории стало настоящим откровением.
Во время этой конференции (я забыл, что было причиной разговора) Джерри сказал мне:
– Вы не теоретик.
– Знаю, – ответил я. – Я – практик и работаю в поле, а такого рода полевые исследования крайне важны для вашей теории.
Джерри согласился.
В ежедневной неврологической практике я часто сталкиваюсь с ситуациями, которые полностью развенчивают классические неврологические схемы и взывают к объяснительным схемам радикально иного плана. Так вот: многие эти факты могут быть объяснены в терминологии Эдельмана – как вызванные повреждениями или болезнью разрывы в последовательности процедур картирования на местном или более высоких уровнях.
Когда в результате полученной в Норвегии травмы и длительного режима неподвижности моя левая нога стала мне «чужой», мои неврологические знания мне не помогли; классическая неврология ничего не могла мне сказать об отношении ощущений к знанию и индивидуальности, ей было неведомо то, что в случае нарушений в потоке нервной информации конечность может быть «потеряна» для сознания, после чего, в результате быстрого рекартирования, «исключена» из состава тела.
Если правое полушарие мозга серьезно повреждено в теменной зоне, отвечающей за чувственное восприятие, пациент может демонстрировать «анозогнозию», состояние полного неведения, что с ним что-то происходит, даже если, допустим, левая часть его тела парализована или ничего не чувствует. Иногда такие пациенты могут настаивать, что левая часть их тела принадлежит «кому-то другому». Для таких пациентов мир и их собственная индивидуальность представляют собой целостности, хотя в действительности эти люди живут в одной половинке разделенного на две полусферы мира. В течение многих лет анозогнозию считали странным невротическим симптомом, поскольку в терминах классической неврологии он был непонятен. Эдельман же увидел в этих состояниях «болезнь сознания», полный разрыв в системе циркуляционной сигнальной активности в одном из полушарий и, как следствие, полную реорганизацию сознания.
Иногда после неврологической травмы происходит разрыв между сознанием и памятью, и последняя остается лишь в скрытых, не выраженных явно формах. Так, мой пациент Джимми, моряк, страдавший амнезией, ничего не помнил об убийстве президента Кеннеди, и, когда я спрашивал его, был ли кто-то из американских президентов двадцатого века застрелен, он отвечал: «Нет, мне об этом ничего не известно». Но потом я задавал ему вопрос: