– Мм, – сказал он, отправляя в рот мороженое. Или, возможно, это было «хмм».
Некоторое время они ели молча.
– Коньяка? – предложила она.
– Да, пожалуйста.
Некогда я проходил многолюдным городом, впечатывая в сознание, на долгую память, его зрелища, здания, обычаи, нравы;
Но теперь из всего этого города я помню только женщину, которую там ненароком встретил, которая меня задержала, потому что любила;
День за днем, ночь за ночью мы были вместе,
Все остальное давно позабыто;
Помню только ее, помню только, как она страстно вцепилась в меня;
Снова бродим по городу – любим друг друга – и расстаемся снова;
Снова она берет меня за руку – я не должен уйти!
Вижу рядом, так близко, ее, грустную, робкую, с немыми губами
[147].
Уитмен
Владе, как всегда, проводил дни за работой над зданием. Все возвращалось к норме – хотя какой была та норма, он уже вспомнить не мог. Все прежние годы смешались у него в голове, будто грязь на дне каналов, а события с начала бури так превосходили прошлое, что затмевали его сильнее, чем когда-либо. Здание по-прежнему было забито новыми беженцами, которых приютили по настоянию Шарлотт до тех пор, пока для них не найдутся другие варианты. Это доставляло хлопот, потому что здание было переполнено и до бури. Сейчас ситуация стала совсем уж плачевной, но многие беженцы были искренне им благодарны и влюблены в Мет, как моллюск, оторвавшийся от корабельной древесины, влюбляется в причальную сваю, что встретил на своем пути. Сейчас дошло до того, что коммунальный девиз – «один за всех и все за одного» – мог послужить препятствием для надлежащего управления. Нужно было как минимум изменить «всех» на «некоторых», а это было несколько неудобно.
Тем временем управление расходом энергии, воды и канализацией заключалось только в том, чтобы экономить их под натиском толпы. Еда, к счастью, не была в ведении Владе, однако ему приходилось помогать и с ней – сначала доставлять ее на кухню, а потом выносить остатки из здания. Весь компост теперь хранился внутри, где во множестве ящиков готовилась новая почва. Владе также задумывался о противоштормовых окнах на садовом этаже, однако установить их быстро или дешево было невозможно. Не говоря уже о том, что сейчас заниматься этим было некогда. Нет, это сумасшедшее время, сумасшедшая осень!
И тем не менее случаи саботажа в здании, насколько мог заметить Владе, прекратились. А если он не мог сказать, продолжались они или нет, – это уже хорошо. Однажды он упомянул об этом Шарлотт, когда та была дома и они решали вопросы с размещением беженцев. Она так и не отказалась от председательства в правлении кооператива, хотя многие этого требовали. Только не Владе: даже посвящая этому всего десять минут в день, она справлялась лучше других членов. Одним из недостатков ее выдвижения в Конгресс он считал вероятность ее победы, после которой она уж точно уйдет из правления как минимум на два года, а то и насовсем. Это могло стать катастрофой, но он не собирался расстраиваться раньше времени.