Весь день 8 июня главные силы Оренбургского отряда готовили туры, фашины и штурмовые лестницы, но материал был плох, ломок, тяжел (верба и тополь), так что эту затею оставили. Тем временем Веревкин решил провести рекогносцировку города, чтобы выяснить слабые места обороны. Пехота продвигалась по поселку до тех пор, пока от стен Хивы не начала стрелять артиллерия. К счастью, все ядра перелетали через головы солдат и никому не причинили вреда. Однако все это говорило о том, что хивинцы уже успели подготовиться к обороне и не собираются так просто сдаваться.
Далее все произошло непредвиденным образом. Вместо того чтобы сразу же остановиться, апшеронцы с ходу бросились отбивать пушки, стоявшие перед стенами крепости за баррикадой из арб. Поскольку мост через ров неожиданно оказался целым, это им вполне удалось; благодаря быстроте их действий хивинцы успели сделать только один выстрел из пушки, после чего убежали под прикрытие стен. Однако оттащить орудия от стен под непрерывным огнем было непросто, и апшеронцы вступили в перестрелку. Остальные наши части стали поддерживать их огнем. Генерал Веревкин тут же распорядился развернуть нашу батарею и открыть огонь по стенам Хивы.
Взять город с высокими семиметровыми стенами без специальных приспособлений было невозможно, и генерал Веревкин сосредоточил огонь нескольких орудий на главных воротах крепости. Пока артиллеристы громили стены и город, а стрелки наши стреляли по амбразурам, апшеронцы одну за другой оттащили три хивинские пушки. Но четвертую не успели. Тем временем наша артиллерия продолжала разрушать стены и город. Хан, не разобравшись в ситуации, покинул город, а к Кауфману, стоявшему биваком у Янги-Арыка, уже в двадцати километрах от Хивы, отправился двоюродный брат хана, Инак-Иртазали, с заявлением покорности от имени хана, сдаваясь без всяких условий на великодушие Белого Царя и даже готовый принять подданство — лишь бы остановили военные действия и прекратили бомбардирование города.
Тем временем генерал Веревкин, раненный в лицо, прямо над левой бровью, по просьбе хивинских парламентеров остановил бомбардировку города и передал командование полковнику Саранчову. Однако, едва только хивинские парламентеры ушли, со стен крепости вновь началась стрельба, и наши артиллеристы возобновили бомбардировку. Как потом выяснилось, туркмены, засевшие в крепости, не подчинились решению ханского окружения сдать город. Вновь стала стрелять хивинская пушка. Ротмистр Алиханов вызвался захватить ее, что и исполнил с группой казаков, правда, сам при этом был ранен в обе ноги. Бомбардировка продолжалась до позднего вечера, пока не была приостановлена по личному распоряжению Кауфмана.