Турция получала право охранять границы и этой провинции силами только регулярных войск, расположенных в пограничных гарнизонах. Фракия, Македония и Албания оставались за Турцией. В этих провинциях, а также на Крите и в областях, населенных армянами, Турция обязывалась провести реформу местного самоуправления, уравняв в правах христиан с мусульманами. Была признана независимость Черногории, Сербии и Румынии. Однако территория, отходившая по Сан-Стефанскому договору к Черногории, значительно сокращалась. Предоставленный Черногории СанСтефанским договором выход к морю (с портом Бар) сохранялся, но без права держать военный флот. Контроль над Черногорским побережьем передавался Австро-Венгрии. Территория Сербии несколько увеличивалась, но не за счет Боснии, а за счет земель, на которые претендовала Болгария. Австро-Венгрия добилась права оккупировать Боснию и Герцеговину, а также держать гарнизоны в Новопазарском санджаке, которые оставались за Турцией. Румыния получала Северную Добруджу взамен придунайского участка Бессарабии, возвращенного России, и дельту Дуная.
Россия под угрозой войны с Англией и Австро-Венгрией, ослабленная только что завершившейся войной с Турцией и не поддержанная Германией, была вынуждена согласиться со всеми предложенными условиями, даже несмотря на то что новый договор перечеркивал практически все ее достижения в результате победы над Турцией. На этот раз Александр II, сам изрядно утомленный только что закончившейся тяжелой войной на Балканах, к огромному разочарованию «ястребов» обеих сторон, отступил. Теперь Санкт-Петербургу оставалось лишь наблюдать, как плоды победы, доставшейся ему столь дорогой ценой, расхищались другими европейскими державами — с Британией во главе.
Англия открыто демонстрировала готовность в любой момент начать военные действия, усиленно склоняя все европейские государства к созданию новой анти-российской военной коалиции. И, хотя по мнению русских военных Англия явно блефовала, будучи сама не готова к широкомасштабному конфликту на два фронта, в Петербурге ясно осознавали близость и опасность новой войны. Д. А. Милютин записал в те годы в дневнике: «Англия лезет в драку и, несмотря на нашу уступчивость, придумывает все новые предлоги для разрыва». Русские военные смотрели на происхоящее со своей стороны; правительство же оценивало ситуацию более реалистично. Вести войну против коалиции европейских государств Россия в тот момент не могла в силу многих причин; например, рубль в 1878 году стал стоить сорок копеек. На этот раз попытки русского Министерства иностранных дел решить дело мирным путем к успеху не привели. Берлинский конгресс явился черной страницей в биографии канцлера Горчакова; его установка на мирное разрешение ситуации на этот раз не сработала, а стукнуть кулаком по столу восьмидесятилетний дипломат, искренне веривший, что мощь государства создается не военными демаршами, а мирной и планомерной работой, уже не мог.