Затем, осмотрев казаков, эмир пожелал видеть наши ружейные приемы. Казаки были подобраны молодец к молодцу, рослые и крепкие. По команде Назирова они проделали разные приемы, приведя эмира в неподдельный восторг. «С такими молодцами, а в России подобных огромное количество, можно было бы решиться на многое!» — должно быть, подумал он, восприняв задумчивое молчание посла как хорошую выдержку многим располагающего хозяина.
Тринадцатого августа, вечером, город был иллюминирован; кабульцы пускали ракеты, жгли бенгальские огни; на окрестных горах горели костры. И среди всего этого праздника эмир попросил Столетова передать Кауфману его просьбу «телеграфировать Государю Императору выражение чувств глубочайшей преданности и признательности». Кауфман вскоре же исполнил эту просьбу и телеграфировал государю в Ливадию следующее: «…Шер-Али-хан просит телеграфировать Вашему Императорскому Величеству выражение чувств глубочайшей его к Вам преданности и признательности. Прием, оказанный Столетову и миссии, весьма торжественный и радушный. Беседы идут, по-видимому, искренние, полные уважения к Вашему могуществу и правдивости». Последнее слово было приписано Кауфманом непосредственно перед подачей телеграммы с эпитетом «русской», однако эпитет генерал-губернатор при передаче велел вычеркнуть.
Четырнадцатого августа, по свидетельству Яворского, или 12-го, по донесению Столетова, эмиру были поднесены подарки, впрочем, весьма странно выбранные: халатов афганцы не носят, папирос не курят, вина и водки гласно не пьют, а им надавали и халатов, и портсигаров, и бокалов, и даже почему-то кабачков. Последние выглядели уже вообще неприличной насмешкой.
Пятнадцатого августа, около четырех часов пополудни, доктор Яворский был потребован для оказания помощи внезапно заболевшему наследнику престола 16-летнему Абдулладжану. Доктор застал юношу в беспамятстве и бреду. Оказалось, что у него воспаление брюшины, и, несмотря на медицинскую помощь, принц скончался около полуночи. Яворский приписывает болезнь и смерть наследника отраве. Эмир с твердостью перенес эту потерю. «Ну, что же? Бог дал — Бог взял», — сказал он.
Двадцатого августа снова была получена почта из Ташкента. Кауфман уведомлял Столетова, что наступательные движения собранных на Алае, в Джаме и Петро-Александровске отрядов отменены и что ожидается приказ об их расформировании. Узнав об этом, на следующий день, т. е. 21 августа, Столетов предложил эмиру договор из одиннадцати кондиций, в котором среди прочих были следующие статьи:
«5) В случае чего, Боже избави, какое-либо иностранное государство, с вооруженною силою, войдет в Афганистан и завладеет его территорией, тогда, если эмир Афганистана обратится к императорскому правительству за вооруженною помощью, императорское правительство, в случае невозможности, посредством миролюбивых советов и внушений, отклонить вооруженное столкновение, во внимание дружбы между государствами Россиею и Афганистаном, подаст вооруженную помощь. Тогда, если дело дойдет до войны, то с упованием на Всевышнего, Творца вселенной, при дружбе Афганистана и России и при вооруженной помощи императорско-российского правительства, путем побед и меча, могут вернуться под власть эмира афганского старые его территории, еще прежде перешедшие под власть другого государства, путем захвата.