На все настойчивые требования об отпуске посольства визирь отвечал Разгонову, что «до начала войны нас легко можно было отправить обратно, но теперь советники эмира и не позволят этого сделать; они говорят, что русские, накликав несчастие на край, сами хотят уйти». Вероятно, находя мало утешения в словах визиря, что русскому посольству нечего бояться, пока эмир жив, и опасаясь, как бы эмир не убежал из Кабула, покинув посольство на произвол судьбы, недовольного народа и еще более недовольных англичан, Разгонов поддержал эмира в его намерении отступить в Афганский Туркестан и затем ехать в Россию для свидания с нашим государем. Таким образом, миссия наша, не разлучаясь с эмиром, могла бы вполне безопасно покинуть Кабул.
Десятого декабря эмир объявил народу, что едет в Петербург к русскому императору, а регентом Афганистана оставляет своего сына Мамед-Якуб-хана, которому и передает один миллион восемьсот тысяч рупий. Об отъезде своем он уведомил и английских генералов. Это был, в сущности, хороший ход: англичане объявили, что ведут войну только с эмиром Шер-Али, теперь же Шер-Али устранился от управления и уезжает в Россию — значит, воевать англичанам не с кем, и если они будут все-таки продолжать войну, то этим только докажут, что все насчитанные ими провинности эмира — сущий вздор.
С другой стороны, эмир, по всей видимости, все еще надеялся, что, если он обратится непосредственно к Кауфману, которого по всей Средней Азии называли «ярым-падша» — полуцарь, ситуация еще может перемениться в его пользу. Впрочем, стремление правителя в случае войны обратиться к сильному соседу за помощью вполне естественно. А сильному соседу в такой ситуации трудно ответить: «Нет». Ни Столетов, ни Разгонов не смогли этого сделать.
Афганский народ передал эмиру адрес, подписанный разными сердарами, представителями племен и колен, выборными и депутатами от разных обществ и различными военными начальниками. К адресу было приложено множество печатей, в том числе Магомед-Якуб-хана. Подписавшие адрес также просили эмира отправиться в Россию, чтобы лично ходатайствовать перед царем о защите афганской земли от притеснений Англии.
Русскую миссию афганцы выпроводили в ночь на 12 декабря. В три часа утра, по возможности без шума, тайком, под конвоем двух рот пехоты и эскадрона кавалерии, миссия покинула свою дворцовую «тюрьму» и боковыми улицами осторожно выбралась из спящего города. «Выступление миссии из Кабула, — писал Яворский, — имело вид настоящего бегства; невольно при этом вспоминалось торжественное вступление в Кабул той же миссии в июле месяце того же года».