— Не ошибаешься, — подтвердил Максим. — Еще бабуля не раз повторяла: "павловские деньги" да "павловская реформа". Именно при этом председателе уже Кабинета Министров деньги народные ущемлять начали. Но, думаю, Павлов — всего лишь один из винтиков длинной цепи. В стране тогда реально сложнейшая ситуация сложилась: некоторые ратовали за сохранение порядка существующего порядка вещей, продолжение реформ; такие, как Ельцин и иже с ним, торопились ускорить развал, так как на дешевой популярности сто лет не продержишься: нужно было использовать народную любовь, придя на волне поддержки широких масс населения к власти. А потом вводить "демократию" в том виде, как они ее понимали.
— Думаешь, наши демократы сами являются режиссерами тех событий? — спросила Мышка тихо. — Впрочем, об этом мы никогда не узнаем. Позвоню администратору, пусть вызовет ко мне парикмахера местного: здесь, думаю, и цирюльня своя имеется. Что-то неохота мотаться по Москве в поисках наилучшего стилиста и колориста. Чепуха все это.
Действительно, оказалось, что в "России" функционирует собственная парикмахерская, вот только с приходом в номер мастер заартачился, но Мышка пообещала заплатить вдвое, и через несколько минут в номер вошел мужчина-парикмахер, почти вежливый, но многословный, подобно большинству представителей этой древней профессии. Местный носильщик с трудом транспортировал следом за цирюльником передвижной сушуар. Чума перед приходом парикмахера удалился в спальню Мышки, прихватив с собой несколько последних газет: "Известия" и "Советскую Россию". Хотел быть в курсе текущих событий его нового мира.
Войдя, невообразимо живописный куафер, с парой бело-рыжих авангардных прядей на висках, явно стремящийся выглядеть необычно и эпатажно, сердито осмотрелся по сторонам. Впрочем, обозрев личико молоденькой жертвы, тут же улыбнулся: похоже, он ожидал встретить почтенную даму с типажом Галины Брежневой, и рад был ошибиться.
Едва бросив взгляд на продемонстрированную ему фотографию известной актрисы, цирюльник брезгливо поджал губы, признав звезду французского кино Брижит Бардо. Критично осмотрел Мышку, приподнял ее подбородок, заставил лицо повернуть в разные стороны:
— Вам хочется стать похожей на эту сладкую красотку? Она слишком сладкая, на мой взгляд. Все в ней немного слишком. Ваше лицо, дорогая, гораздо интереснее, но более гордое и интеллигентное. Поэтому очаровательную глупышку Брижит, при всех моих усилиях, вы ничуть не сможете напомнить. Хорошо, сделаю вам похожую прическу спереди, сзади пряди трогать не стану: резать такие хорошие волосы в угоду стремлению быть похожей на французскую диву, — просто преступно! Отлично, вы уже вымыли голову, остается лишь немного увлажнить, накрутить и высушить пряди. Вот так, и вот так…, - парикмахер действовал споро, движения рук ничуть не мешали ему вести беседу. — У вас предстоит важная встреча? Некто важный и значимый для вас желает видеть в вас жалкое подобие популярной актрисы? Так давайте ему, этому НЕКТО, утрем нос: никакая Бардо не сравнится с нашими девушками, лично я так думаю, а мне приходилось и во Франции поработать, в посольстве. Поверьте, они, эти француженки, в массе своей с русскими женщинами никогда не сравнятся по красоте. Просто они умеют хорошо одеваться, в них с детства развито чувство стиля и правильный вкус. Однако, черты француженок отнюдь нехороши: носы длинны, лица худы… а уже про фигуры их вовсе молчу: ветром колышет и костями гремят! Вы не подумайте, дорогая, что я вас как-то обидеть хочу: вы тоже худощавы, но совсем иначе, вы просто молоды еще, но у француженок часто кость такой узкой бывает, глянуть не на что! Вот, взгляните на продукт нашего сотворчества: ваших кудрей и моих рук!