во время секса я лишился застежки на плече. К счастью, то была левая.
— Так-то лучше, — говорит он, но звучит неубедительно. Его тяжелый взгляд осматривает мое связанное тело. Он отшвыривает использованные салфетки в сторону, резво вытаскивает еще парочку и вытирает себя. — Я вернусь, Кит. Разберусь с Ползиным, а потом вернусь и тебя освобожу. Ладно?
Сердито вздыхаю. Неужели он действительно настолько туп и принципиален?
— У тебя что, вообще нет инстинкта самосохранения? — спрашиваю я, слова сочатся ехидством. — Ты поседел бы, если б знал, что я делал ради защиты Ползина. Ты реально принял меня за своего союзника? За своего друга?
Он меня игнорирует, выражение лица спокойно. Он переключает внимание на свои штаны, защелкивает кнопки.
— Мне и в голову не приходило слово «друг», — нараспев проговаривает он.
— Верно. Я тебе не друг. Уж постарайся запомнить.
— Как скажешь, босс. — Он возвращает своему прикиду первоначальный вид. Вглядываюсь в его благородные черты. Если б я его рисовал, это был бы этюд в черных и коричневых тонах. В самых богатых коричневых тонах — умбре и сиене. Все элементарно. — Но готов поспорить: ты бы меня не убил.
Он идиот. Сертифицированный идиот.
— Это было бы ошибкой, — предупреждаю я. — Очень опасной ошибкой.
Он убирает мой платиновый пистолет в жилет. Кладет свой «глок» туда, откуда сможет достать. Мое лезвие отправляется в боковой карман.
Внезапно меня приводит в бешенство его дзеноподобное спокойствие.
— Ты серьезно считаешь, что им хотелось бы, чтоб ты так поступал? — задаю я вопрос. — Если б ты мог с ними пообщаться? Если б мог спросить?
Наши взгляды пересекаются. Я говорю о его солдатах. Он понимает.
— Жаждали бы они смерти Ползина? — рычит он. — Разумеется, черт возьми.
— Забудь о Ползине. Думаешь, им хотелось бы, чтоб ты погиб? Чтоб ты снова и снова за ним бегал? В конечном итоге ты погибнешь, понятно же. Это абсолютно бессмысленно.
— Если все увенчается успехом, значит, не бессмысленно.
— А если нет? Что если Ползин выживет, а ты умрешь? Твои парни уже мертвы, Уилл. Ты не сможешь их вернуть. И если б можно было задать им вопрос, держу пари, они сказали бы то же самое. Они посоветовали бы тебе жить дальше.
Его челюсть напрягается.
— Ты ни хера не знаешь.
— Как долго ты ими руководил? Год? Два? Три? — Его опущенные плечи как бы намекают, что я на верном пути. — Приличный срок, чтоб они начали тебя уважать. Доверять. Может, даже любить.
Он устремляет сосредоточенный и тяжелый взгляд в угол комнаты. Я вижу боль. Они ему доверились, и он считает, что каким-то образом их подвел. Я нежно произношу: