— Хорошо, — буркнул я и продолжал наблюдать за противником.
— Товарищ командир! Опять радиограмма. Дрейер передает требование фронта — атаковать немедленно.
— Товарищ командир! — Слышу взволнованный голос Саковича. — Смотрите влево.
Взглянул и вздрогнул. Из-за выступа леса появилась колонна мотоциклистов. Пойди мы в атаку — как раз попали бы под ее фланговый удар...
— Товарищ командир! Опять радиограмма. Грозят отдать под суд за промедление.
— Да пошли вы все!.. — не выдержал я. — Молчать и наблюдать.
Выжидаю еще двадцать — тридцать минут. И только когда мотоциклисты втянулись в лощину, поставили мотоциклы и тоже принялись за завтрак, я выпустил сигнальную ракету.
Эскадроны с мощным «ура» вылетели из лесу. Грозно сверкнули клинки. Прыгнув с дерева прямо в седло и выхватив из ножен свою «кубанку», вырываюсь вперед, занимаю свое место в строю и веду полк в атаку. Немцы, попав под шквал огня с тыла, на секунду онемели, а потом заметались в панике — кто бросился в траншеи, кто побежал к лесу, навстречу нам, кто к позициям нашей пехоты. Всюду их поджидала смерть. Рубили беспощадно. Но многие гитлеровцы уже опомнились и начали отстреливаться. Приближаясь к траншее, отчетливо вижу немца, поворачивающего пулемет в нашу сторону. Скачу на него. Сверлит мысль: успеть бы до того, как он даст очередь... Безжалостно шпорю коня, замахиваюсь шашкой... но пулеметная очередь упредила мой удар на доли секунды. Конь по инерции прыгает через траншею. Успеваю нанести сильный удар гитлеровцу и вместе со смертельно раненным конем падаю на землю.
— Товарищ командир! — Слышу почти плачущий голос Саковича. — Вы ранены?
— Коня давай!.. Коня! — выдавливаю с хрипом.
Я опять на коне, на запасном, и мчусь к группе немцев возле куста. Туда же скачут еще несколько всадников.
— Заходи слева! — кричу им, а сам решаю обойти куст с другой стороны. Рядом мой помощник по тылу Зенцов. Он яростно машет шашкой.
— Зенцов! Ты что же бросил тыл? — сердито кричу ему. Он хотел что-то ответить, но не успел: из-за куста вынырнул огромного роста рыжий фельдфебель, двумя выстрелами в упор снял Зенцова с коня, а сам — в сторону.
Безумная ярость охватила меня. Ах ты гад! Поворачиваю на него коня. Фашист на миг останавливается, стреляет, снова бежит, снова стреляет. Но вот слышится только сухой щелчок: патронов у врага больше нет. Он бросает револьвер, становится на колени и с поднятыми руками кричит:
— Рус! Их бин арбайтер!
— Ах ты гад, сразу в рабочие записался!
Конь мой встает на дыбы и валится на бок. Едва успеваю освободить ногу из стремени, чтобы не придавило. Конь бьется в предсмертных судорогах. Видимо, последние пули фельдфебеля все-таки достались ему. Итак, за четверть часа — два убитых коня. Невеселый итог. Заводного коня больше не оказалось, пришлось спешить Саковича и сесть на его лошадь.