Дивизия с ходу ввязалась в бой. Начался он не очень организованно. У нас не было достаточно разведывательных данных — не имели времени их добыть. Не успели мы и подтянуть свою хоть и слабую артиллерию. А самое главное — кавалерийские полки вошли в столкновение с противником, пройдя боевые порядки отходивших частей пехоты. Это не способствовало укреплению боевого духа конников. И случилось то, чего мы больше всего опасались. Масса отступающих захлестнула кавалерийские полки и увлекла их за собой. Исключение составил лишь наш 58-й полк, но и то, пожалуй, лишь потому, что находился в резерве комдива.
Мы — генерал Дрейер, начальник штаба и я — стояли на песчаном холме, поросшем лесом, и в бинокль наблюдали безотрадную картину отхода пехоты вперемежку с кавалерийскими полками. Генерал Дрейер, сгорбившись на своем огромном коне, в отчаянии схватился за голову.
В это время ему подали радиограмму. Дрейер прочитал ее и с повеселевшим лицом протянул мне. Читаю:
«По распоряжению командующего фронтом дивизию передать тов. Стученко. Вам явиться в штаб фронта. Лукин».
— Сдавать нечего, дивизия-то вот она... ты все знаешь, — сказал Дрейер. — Желаю успеха.
Генерал пожал нам руки, повернул коня и галопом ускакал.
Итак, на меня вдруг неожиданно свалилась вся ответственность за дела на этом участке. А обстановка такая, что действительно остается только за голову схватиться. Принимаю решение: 58-му кавполку занять опушку леса и, пропустив через свои боевые порядки отходящие части, остановить наступление фашистов. Дополнительно приказываю вновь назначенному командиру полка Шубину организовать службу завесы для сбора полков своей дивизии и отступающей пехоты. К вечеру порядок был наведен. Оправившиеся пехотные части сменили 58-й кавполк. Вся наша дивизия, собравшись и приведя себя в порядок, тоже была готова к бою. Много поработали офицеры штаба и политотдела дивизии. Они действовали весьма решительно, смело, проявляя разумную инициативу. Останавливали, собирали, ободряли людей, на ходу разъясняли им задачу. Особенно хорошо справлялись с этим начальник разведки дивизии майор Гавронский и инструктор политотдела Бутко, назначенный комиссаром 58-го кавполка вместо выбывшего из строя Шаповалова.
Напоровшись на организованный огонь с опушки леса, гитлеровцы остановились, а потом, оставив здесь небольшие силы, повернули влево, видимо пытаясь нас обойти. Данные разведки, проведенной штабом, подтвердили эту догадку. Надо было помешать противнику обойти наш фланг. В этих целях буквально на ходу был разработан план действий, который позволял нам внезапно с тыла атаковать гитлеровцев, совершавших обход. Полки, получив задачу, на рысях стали выходить на исходное положение для атаки. Вышли в самый нужный момент, когда под давлением превосходящих сил противника начался отход наших разрозненных подразделений. Следом за ними, беспорядочно стреляя из автоматов и оглашая окрестность пьяными криками, густо валили немцы. Они настолько были уверены в победе, что двигались без всякой разведки и охранения, не придерживаясь никакого боевого порядка. Этой беспечностью мы и воспользовались. Почти на глазах у гитлеровцев, в полукилометре от них за небольшой высоткой, развернулись для атаки в конном строю два наших кавалерийских полка. Заняли огневые позиции артиллерийские батареи. Ко мне подошел незнакомый командир с артиллерийскими петлицами и предложил дать по немцам залп из «катюш». До этого я только слышал, что есть какие-то «катюши», но ни разу их не видел. Я спросил, когда смогут дать залп. Командир — это был капитан И. А. Флеров — сказал: через пять — шесть минут. Я ответил согласием, а сам не поверил, что так быстро подготовят установки, да и сильно сомневался в действенности их стрельбы. Поэтому, не дожидаясь «катюш», приказал своим батареям открыть беглый огонь по немцам и, выхватив шашку, подал команду для атаки.