План был прост и рассчитан на внезапность: по сигналу трубы «В карьер» пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, скрывавшей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу. Штаб дивизии, командиры, политработники разъезжали по полкам, проверяли их готовность, беседовали с бойцами, поднимая их боевой дух. Нужно было в каждого вселить твердую решимость прорваться или умереть — только в этом случае можно было надеяться на успех. Объехав строй дивизии, я обратился к конникам:
— Товарищи! Через несколько минут мы ринемся на врага. Нет смысла скрывать от вас, что не все мы пробьемся. Кое-кто погибнет в этом бою. Но остальные вырвутся из кольца и смогут сражаться за нашу родную Москву. Это лучше, чем погибнуть здесь всем, не принеся пользы Родине. Вперед, и только вперед! Вихрем ударим по врагу!
По лицам всадников было видно, что они понимают меня и пойдут на все. Подан сигнал «Пушкам и пулеметам к бою». Они взяли с места галопом и помчались вперед, на огневую позицию. После первых наших залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы немцев побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек оставалось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез скачут М. Ф. Лукин, его адъютант и почему-то командир танковой бригады Корчагин (тоже на коне). Командарм что-то кричал и грозил кулаком в мою сторону. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Ко мне приближался Лукин.
— Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию! — закричал он.
Много мыслей с молниеносной быстротой пронеслось в голове.
Остановить дивизию, когда она начала уже успешную атаку, — безумие: понесем потери и не пробьемся к Москве. Не остановить, продолжать атаку — значит прорваться через кольцо окружения с небольшими потерями и через несколько дней лесами выйти на подступы к столице. Но ведь мне отдает приказ командарм!
Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет... С тяжелым сердцем приказываю трубачу играть сигнал «Кругом». А немцы оправились от первого испуга и начали бить по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на полки, выполнявшие команду «Кругом». Много всадников было убито и искалечено, так как, выполняя команды и сигналы, они невольно сбились в плотные группы.