— Владимир Иванович, но у меня же отпуск, — попробовал возразить Влад.
— Ничего страшного, — успокоил его Рязанцев, — Догуляешь позже!
— Но ведь…
— Все! — Рязанцев хрустнул суставами пальцев. — Возражения больше не принимаются! Свободен!
На лице старика было написано столько печали, что Никита едва сдерживал себя. Он испытывал неукротимое желание разорвать зверя на мелкие клочки голыми руками. Прямо сейчас. Но, увы, это было невозможно. И осознание собственного бессилия только подливало масла в огонь.
— Вот здесь он мою Дуньку и зарезал, — дед Антон остановился и, поджав губы, устремил взгляд в зловещий лес.
Никита сочувственно положил руку на плечо старика. Ему было безумно жаль деда, лишившегося верного и надежного помощника.
— Тоскливо мне без неё, — просипел дед. — Я ведь ее жеребенком взял. Десять лет прожила у меня, горемычная. И, главное, умная-то какая была. Все понимала, как человек. А сколько раз выручала меня. Эх, Дунька, Дунька… Кабы знать…
Никита сжал кулаки. В этот момент он чувствовал, как в нем самом зарождается зверь. Зарождается и заполняет собой каждую клеточку организма. И зверь этот, жестокий и беспощадный, ничуть не уступал тому, что рыскал сейчас по бескрайней тайге, в поисках новой жертвы.
«Сразимся, — подумал Никита, — посмотрим — кто кого!»
Но сейчас он ничем не мог помочь Антону восполнить утрату. И из-за этого ненависть к волку с еще большей силой захватывала его, становясь неукротимой.
— Я принесу тебе его шкуру, Антон. Обещаю. На этот раз я не остановлюсь. Или я, или он!
В голосе Никиты было столько решимости, что старик понял, охотник добьётся своего. Он сможет укротить взбесившегося хищника.
— Бог тебе поможет, сынок. Бог поможет.
— Конечно, поможет, — Никита похлопал старика по спине, — иначе и быть не может.
На верхушке ели противно закаркала ворона.
— У ты, нечисть! — дед Антон поднял голову. — Как бы беду не накаркала.
Никита снял с плеча карабин и, дёрнув затвором, выстрелил навскидку. Ворона камнем полетела вниз.
— Завтра чуть свет выхожу, — Никита потянул затвор, выбрасывая гильзу. — Только бы погода не подвела.
— Удачи тебе, сынок. Береги себя.
Никита кивнул и занялся поисками следов, восстанавливая картину волчьей охоты.
Огонек горит светлее,
Горбунок бежит скорее.
Вот уж он перед огнем.
Светит поле, словно днем;
Чудный свет кругом струится,
Но не греет, не дымится.
Диву дался тут Иван.
«Что, — сказал он, — за шайтан!
Шапок с пять найдется свету,
А тепла и дыму нету;
Эко чудо-огонек!»
— Дядя Лёня, а папа вернется?
Леонид захлопнул книгу и нежно погладил Иришку по волосам.