Восемь минут (Фаркаш) - страница 7

а потому, разумеется, бесполезно надеяться, что… и тут женщина произнесла имя, которое, несомненно, было его, Старика, именем. Правда, с этим именем Старик не очень-то мог себя отождествить. А то, что следовало за произнесенным женщиной словом что, его ни в малейшей мере не интересовало. Он тут же перебил женщину, сказав, что она, видимо, неправильно понимает ситуацию, это неправда, — и здесь он тоже вынужден был произнести имя и тем самым поневоле отождествил Старуху с именем, которое две женщины то и дело называли, — что она не может говорить. Потому что именно это ведь означает «не способна должным образом выражать свои мысли и желания». У него, например, никогда, ни на мгновение не возникает трудностей с тем, чтобы должным образом понимать слова Старухи, и ему захотелось даже окликнуть, разбудить ее, чтобы она что-нибудь сказала этим двум глухим тетерям, пусть убедятся, что она вовсе не такая уж безмозглая. Конечно, Старик и сам догадывался, что в данный момент это невозможно, потому что Старуха как раз в данный момент находится не в том состоянии, чтобы что-нибудь сказать им, что-нибудь такое, что соответствовало бы особенностям их мышления. Что скрывать, Старик иной раз и сам с трудом понимал Старуху, ибо она подчас говорила бессвязно и прерывисто; но, как это ни странно, даже самые бессвязные ее слова всегда производили на Старика впечатление логической, хотя и не всегда одинаково разборчивой, речи. Словно кто-то замкнул непрерывно звучащий голос в герметичную звуконепроницаемую камеру, дверь которой через произвольные промежутки времени то на краткое мгновение, то на несколько долгих минут открывается, потом закрывается вновь. Но зачем им, Старику со Старухой, и теперь общаться между собой так, словно они, усевшись у камина и скрупулезно соблюдая церемонии, разговаривают друг с другом, как участники какого-нибудь светского раута? Конечно, у него и в мыслях не было объяснять все это совершенно посторонним людям; да у него и возможности для этого не представилось, потому что одна из женщин, еще не закончив первую фразу, с ласковым выражением на лице обернулась к нему и сказала: «Хорошо, хорошо, папа», — и тут же отвернулась к другой женщине. Эпизод завершился в итоге хуже некуда: к величайшему возмущению Старика, женщины вели себя в квартире совершенно как дома, точно знали, что и где находится, решительно всем распоряжались, и закончилось дело перестановкой мебели. Вечером Старик вынужден был отвести Старуху к ее кровати, которая стояла на новом месте; у него просто не было выхода, потому что их двойную кровать разделили, а у него не хватало сил передвинуть кровати на прежнее место. Старуха, хотя большую часть дня провела в большой комнате и позже, окончательно проснувшись, тоже наблюдала за операцией по перестановке мебели, никак не показала, что заметила изменения. После изнурительного дня у Старика не осталось энергии, чтобы помогать Старухе в ванной, он лишь смотрел, как она слегка смочила себе лицо и руки, он и сам торопливо умылся по минимуму, и они отправились спать. Старуха послушно дала надеть на себя ночную рубашку — и вскоре захрапела, погрузившись в глубокий сон. Старик побрел к своей кровати, улегся и начал было размышлять, как бы вернуть комнате первоначальный вид, но тут же заснул. Ночью же он вдруг проснулся: в комнате словно бы что-то происходило, словно бы что-то падало на пол. Он открыл глаза и несколько мгновений прислушивался: может быть, эти мягкие, неясно чем грозящие, непонятного происхождения звуки явились из его сна? Он сел на кровати, опираясь на руки: теперь уже не было никаких сомнений, что звуки исходят откуда-то из окружающего пространства и все приближаются. Он стал искать очки, но шарил сначала не там, забыв, что кровать стоит по-другому. Наконец он нащупал их — и даже смог зажечь лампу. И тут увидел Старуху: с закрытыми глазами, качаясь, она брела к нему через комнату, правой рукой волоча за собой одеяло. Двигалась она все медленнее, так как ей приходилось тянуть за собой на шлейфе одеяла предметы, упавшие на него со стола и со стульев. Старик не в силах был ничего сказать: пересохшее со сна горло не могло издавать звуки. Он лишь глотал густую слюну, глядя, как Старуха, словно призрак, переправляется через комнату. Вскоре она добралась до Старика и медленно, боком, повалилась на кровать рядом с ним. Одеяло она по-прежнему не отпускала, пытаясь накрыться, но не могла с ним справиться из-за предметов, которые на нем лежали. Старик перегнулся через нее и, взявшись за край одеяла, натянул его на Старуху. Она, словно и не проснувшись, мирно посапывала рядом. С тех пор они долгое время так и спали, на одной кровати, потому что Старик не мог в одиночку передвинуть кровати на прежнее место. Однако их это не беспокоило: места обоим вполне хватало, так же как на прежней, двойной кровати.