Джеймс Флауер пришел в восторг.
Сообщая этому мальчику то, что вычитал из книг, он испытывал большее удовлетворение, чем когда-либо прежде. Юный раб завоевал его сердце.
— Латынь и греческий! — ликовал он. — Я преподам их тебе. И древнееврейский, если пожелаешь.
— Я хочу прочесть книги про войну и мореходство, — сказал Генри. — Я хочу почитать про те древние войны, о которых вы рассказываете, потому что когда-нибудь я стану флибустьером и захвачу испанский город.
В следующие месяцы он с большим усердием долбил языки, потому что очень хотел поскорее научиться читать заманчивые книги. Джеймс Флауер еще глубже зарылся в свои любимые тома, наслаждаясь новой ролью наставника.
И все чаще он говорил что-нибудь вроде: — Генри, скажи надсмотрщику, чтобы бочонки с патокой выкатили на берег. Корабль в бухте их купит.
А еще через некоторое время:
— Генри, у меня есть сегодня дела?
— Так сюда же, сэр, зашел большой корабль из Нидерландов. А нам очень нужны серпы. Старые почти все разворовали карибы, чтобы изготовить из них ножи. У нас с карибами, боюсь, будет много хлопот, сэр.
— Ну, ты позаботься о серпах, Генри. Терпеть не могу ходить по такому солнцу. А индейцев, раз они крадут, накажи. Займись и этим, хорошо?
Мало-помалу управление плантацией перешло в руки Генри.
Так прошел год, и однажды вечером Генри пробудил в Джеймсе Флауере великое, даже ревнивое уважение, хотя нисколько не утратил его любви.
— Вы когда-нибудь раздумывали над древними войнами? — спросил Генри. — Я читал про походы Александра, Ксенофонта, Цезаря, и сдается мне, что ведение битвы и тактика-то есть успешная тактика — всего лишь укрытое пышными восхвалениями надувательство. Конечно, нужны и солдаты, и оружие, но выигрывает войну тот, кто умеет передернуть на манер нечестных картежников и ловко надувает врага. Вы не думали об этом, сэр? Всякий, кто сумеет отгадать, что делается в голове заурядных военачальников, как я угадываю, что делается в голосе рабов, будет выигрывать битву за битвой. Такому человеку нужно только поступать не так, как от него ждут. Вот тут и весь секрет тактики, верно, сэр?
— Я об этом не думал, — с легкой завистью ответил Джеймс Флауер. И проникся к Генри тем робким благоговением, которое ему всегда внушали люди с идеями. Впрочем, плантатор заметно утешился, сказав себе, что как-никак учителем, пробудившим эти идеи, был он!
Через два года истек срок кабалы надсмотрщика. Свобода оказалась слишком крепким напитком для рассудка, привыкшего подчиняться чужой воле. Рассудок этот затмился, недавним кабальным овладело бешенство, и он с воплями побежал по дороге, набрасываясь с кулаками на всех встречных. А к ночи его безумие перешло в отвратительное исступление. Он катался по земле под своей виселицей, на губах у него пузырилась кровавая пена, и рабы смотрели на него, дрожа от ужаса. Наконец он вскочил — волосы у него стояли дыбом, глаза горели безумием — и, схватив горящий факел, он ринулся в поле. Когда до густых рядов сахарного тростника оставалось два-три шага, Генри Морган застрелил его.