Как-то на невольничьем рынке в Порт — Ройале он увидел Полетту и купил ее для домашних работ. Она была гибкой, но пухленькой, яростной и в то же время нежной. Бедная маленькая рабыня без роду и племени — в ее жилах смешалась испанская, карибская, негритянская и французская кровь. Это лоскутное одеяло предков одарило ее волосами, как черный водопад, глазами, синими, как море, по-восточному раскосыми, и золотисто-золотой кожей. Ее красота была чувственной, страстной, она словно слагалась из язычков пламени. Ее губы умели извиваться, как тонкие змейки, и распускаться алым бутоном. Она была маленькой девочкой с жизненным опытом старухи и христианкой, которая поклонялась духам леса и тихо пела гимны Великому Змею.
Генри видел в ней тонкий механизм, идеально служащий для наслаждения, удовлетворяющий похоть. Она была словно те высокие холодные женщины, порождение ночи, которые прилетают на крыльях снов, — бездушные тела, сотворенные сладострастными грезами. Он построил для нее маленькую увитую зеленью хижину, с кровлей из банановых листьев. И там он играл в любовь.
Вначале Полетта была просто благодарна ему за легкую праздную жизнь, за избавление от тяжелого труда и разные поблажки. Но затем она влюбилась в него без памяти и следила за его лицом, как смышленая собачонка, готовая запрыгать в неистовой радости от одного слова, а от другого — припасть к земле, виновато виляя хвостом.
Если Генри был серьезен или рассеян, ее охватывал страх. Она падала на колени перед маленьким идолом из черного дерева — лесным богом, и взывала к Пресвятой Деве — пусть он не перестанет ее любить. Иногда она ставила чашки с молоком крылатому Джун-Джо-Би, который делает мужчин верными. С неистовством и нежностью, жившими в ее смешанной крови, она пыталась удержать его возле себя. От ее тела и волос исходил пряный аромат, потому что она натиралась сандалом и миррой.
А когда он мрачнел, она спрашивала:
— Ты любишь Полетту? — И повторяла: — Ты любишь Полетту? Ты, правда, любишь Полетту?
— Ну, конечно, я люблю Полетту. Как может мужчина, увидев Полетту, малютку Полетту, прикоснувшись к губам нежной Полетты, не полюбить ее?
— И глаза его обращались на морс у подножия склона, жадно следуя береговому изгибу.
— Но ты, правда, правда, любишь Полетту? Тогда поцелуй грудку твоей Полетты!
— Ну, конечно, я люблю Полетту. Вот и вот. Я поцеловал их обе, и чары сотворены. Но теперь помолчи немного. Послушай, как гремят лягушки. А что могло вспугнуть старую бородатую обезьяну вон на том дереве? Должно быть, какой-нибудь раб крадется за плодами…И глаза его беспокойно обращались на море.