Начались страшные россказни: флибустьеры и не люди вовсе, а страшные звери с крокодильими головами и львиными когтями. Солидные люди рассуждали об этом на улицах.
— Да будет ваш день благословенным, дон Педро!
— Да благословит вас Пресвятая Дева, дон Гуеррмо!
— Что вы думаете об этих разбойниках?
— Ах! Ужас, дон Гуеррмо, ужас! Говорят, они не люди, а демоны!
— Но, по-вашему, правда ли, что сам Морган, как я слышал, имеет три руки и в каждой держит по сабле?
— Кто знает, друг мой! Дьявол ведь и не на такое способен. Кто знает пределы, положенные Силам Зла? Рассуждать об этом — кощунство.
И через несколько минут:
— Вы говорите, дон Педро, что слышали это от дона Гуеррмо? Он, конечно, не стал бы вторить глупым побасенкам — человек с его-то богатством!
— Я только повторяю его слова, что Морган посылает пули из каждого своего пальца, что он изрыгает серное пламя. Дон Гуеррмо прямо так и оказал.
— Пойду расскажу моей жене, дон Педро.
Вот так умножались эти истории, пока жители совсем не ополоумели. Вспомнились известия об ужасах, творившихся в захваченных городах, и купцы, которые тогда лишь пожимали плечами, теперь белели как полотно. Они не могли поверить… но должны были поверить, потому что пираты уже приближались к устью Чагреса и во всеуслышание объявили, что намерены захватить и разграбить Золотую Чашу. В конце концов дон Хуан был вынужден выйти из собора и отрядить пятьсот солдат в засаду у Дороги через перешеек. Молодой офицер испросил аудиенцию.
— Ну-с, юноша, — начал губернатор, — что вам угодно?
— Если бы у нас были быки, ваше превосходительство, очень много диких быков! — вскричал офицер.
— Так найдите их! Пусть всю провинцию прочешут и поймают быков! Целую тысячу! Но зачем они нам?
— Мы выпустим их на врага, ваше превосходительство, и они его растопчут!
— Чудесный план! Гениальный стратег! Ах, дорогой друг, тысяча быков… Тысяча? Я пошутил! Пусть наловят десять тысяч самых диких быков!
Губернатор произвел смотр гарнизону — двум тысячам королевских солдат, а затем вернулся в собор и упал на колени. Дон Хуан не страшился битв, но, как благоразумный полководец, укреплял вторую линию обороны. К тому же то, что стоило так дорого, как заказанные им мессы, не могло не возыметь действия.
Первые слушки породили чудовищ. Перепуганные жители бросились закапывать свои драгоценности. Церковники бросали чаши и подсвечники на дно цистерн, а более ценные сокровища и реликвии замуровывали в подвалах.
Бальбоа укрепил бы стены и затопил бы подходы к городу. Армия Писарро к этому времени была бы уже на полпути к морю и там преградила бы путь флибустьерам. Но эти доблестные времена миновали. Панамские купцы думали только о своем имуществе, своей жизни и своих душах — в указанном порядке. Взяться за оружие? День и ночь заделывать проломы в стенах? А королевские солдаты на что? Им ведь платят хорошие деньги, чтобы они защищали город. Оборона? Пусть губернатор об этом заботится!