— Что так долго? Как? Ничего подозрительного не заметила?
— Когда сидела на гинекологическом кресле, видела, как мне микрофон вставили туда, — показала Надя вниз.
— Куда?! — испугался Паша.
— Шучу.
— Ты еще можешь шутить?
— Все нормально, не беспокойся. Доктор попалась очень хорошая. Посмотрела, плод не пострадал.
Они пошли к трамвайной остановке.
— Ты знаешь, Паш, врач сказала, что мне нужно сменить обстановку, и ни в коем случае не быть там, где это произошло. Лучше вообще уехать, хотя бы на лето.
— Согласен. А как быть с твоей работой? Отпуск-то у тебя еще через месяц.
— Договорюсь. Детей всех разобрали. С пятнадцатого в садике ремонт. Заведующая намекнула, кто хочет, может взять за свой счет.
— Хорошо, бери.
Надя такого не ожидала: муж согласился неожиданно быстро. Она не догадывалась, что для плана, созревшего у Паши, как раз не хватало одной маленькой, но важной детали: чтобы Нади не было в городе — только так она не сможет помешать. И вот — пожалуйста.
— Значит, давай сделаем так, — решила Надя, — завтра я иду на работу и беру отпуск за свой счет прямо послезавтра. А ты поедешь за билетом на поезд.
— Мне завтра на смену…
— На сутки? О-о!
— Ты же все равно завтра не поедешь.
— А как же я одна буду?
— Ты же на работу пойдешь, а вечером что-нибудь придумаем.
— Ладно, может, переночую у Светки. Значит, тогда так. Ты поедешь за билетом сегодня. Возьмешь на… сегодня понедельник, второе? Возьмешь на четвертое.
— Билетов, наверное, уже нет. Лето.
— Достанешь… — и тут Надя заговорила таким умоляющим тоном, каким она всегда говорила, когда ей хотелось чего-то нереального — знает же, что невозможно, а просит: — Паша, давай уедем из этого города насовсем. Мы же, помнишь, собирались переехать в Воронеж.
Ты собиралась — не я, — подумал Заманихин. Вслух же сказал:
— Не так это просто. Там видно будет.
Главное, сейчас переменить тему разговора, сейчас с Надей трудно будет спорить, но она не сдавалась:
— Что значит: «видно будет»?
— Вот хотя бы гонорар надо вытряхнуть из издательства. И не забывай, я ведь теперь невыездной, — пришлось напомнить то, о чем напоминать не хотелось. Но помогло: Надя тут же замолчала.
О переезде — это был их давнишний спор. Надя хотела жить в Воронеже, там, а Паша не представлял своей жизни без Петербурга. Он оставил его надолго только один раз, когда был в армии — тогда и прочувствовал он любовь к родному месту. Но армия — это особый случай, его тянуло не к городу, а из армии — так объяснила ему Надя. Здесь прошло его детство, — выставлял Паша новые аргументы, — здесь были друзья, здесь он учился творить и считал, что именно город вдохновлял его; здесь, наконец, похоронены родители. Только последняя причина имела для Нади хоть какую-то силу, но и ее она разрешала: «Мы же будем сюда приезжать к твоим теткам, они и могилы не оставят без присмотра». Крыть нечем. Спорить с Надей было бесполезно — всегда она переспорит. Спасало только то, что находились они в Петербурге, а не в Воронеже, и Паше только и надо было, что отмалчиваться — пусть дискутирует.