– Не хвалите: я виновата, потому что ослушалась вас и Эсми и вышла за калитку. Если бы я не нарушила запрет, мистер Чамберс никогда не увидел бы Наполеона.
– Мы все иногда совершаем поступки, о которых потом жалеем. Уж мне-то не знать!
– Но от этого так больно!
– Да, – тихо согласился Гриффин.
Девочка вдруг заплакала и бросилась ему на грудь, обхватив руками за шею. Он прижал ее мокрую щечку к мягкому бархату жилета, совершенно растерявшись. Плечи ее тряслись от прерывистых всхлипов: она словно изливала в громких рыданиях сердечную боль.
Гриффину хотелось придушить Чамберса.
– Поплачь, станет легче, – прошептал Бенедикт, целуя девочку в макушку и поглаживая по голове, как если бы это была Вера или Сара.
В комнату вошла Эсмеральда и остановилась. Гриффин оглянулся и увидел, что глаза ее полны слез: она тоже страдает, чувствует себя одинокой и беззащитной.
И вдруг ощущение полного покоя снизошло на него. И причина стояла рядом: Эсмеральда. Гриффин без тени сомнения осознал, что полюбил ее: всем сердцем, душой, телом. В его жизни было немало женщин, самых разных, но ни одна не затронула его сердце. Он ни минуты не мог прожить, чтобы не думать о ней, не хотеть ее. И она не может без него: он это видел. Она стала частью его, второй половиной, родственной душой. Значит, надо найти способ заставить ее поверить в его любовь, дать возможность признаться, что и она любит его.
Но это не сейчас. В данный момент важно успокоить ее сестру, позволить девочке выплакаться.
Джозефина наконец заснула, но Гриффин продолжал обнимать ее до тех пор, пока не услышал шепот Эсмеральды:
– Пожалуйста, отнесите ее в постель, и я провожу вас.
Умейте прощать, а потом и забывать.
Мисс Фортескью
Эти два дня стали для них адом.
Как это жестоко и несправедливо, что кому-то жизнь преподносит одни радости, а других преследует жестокая судьба. Джозефина осталась без родителей, а теперь у нее отняли и любимое существо, к которому она привязалась всей душой.
Эсмеральда была безутешна, но не могла отдаться своему горю, потому что надо было оставаться сильной, в точности как в те дни, когда умер отец Джозефины. Когда полчаса назад появился Гриффин, было так легко расслабиться, забыть о жестком контроле над эмоциями и позволить ему быть сильным. Пока Джозефина рыдала в объятиях герцога, Эсмеральда тихо плакала про себя. В эти минуты ее одолевало сострадание к сестре. Его доброта наполнила ее такой любовью, что в груди ныло.
– Возможно, теперь она проспит всю ночь, – сказал Гриффин, когда они вернулись в гостиную.