Друид долго молчал, а потом сказал:
— Знаю я, что ждёшь ты от меня ответов; но учти, что когда-нибудь некому тебе будет ответить, либо данный кем-то ответ не устроит совершенно, и ответы ты будешь вынужден находить сам. А про пери я тебя предупреждал в россказнях своих; видать, принял ты их за байки выжившего из ума старика, за невнимательность и поплатился.
Вопросы действительно имелись, поэтому Годомир спросил:
— Почему все или почти все пытались мне что-то сказать, на что-то намекнуть?
Старец молчал.
— Почему купец велел передать вам поклон, будто знает вас лично? — Не унимался юноша. — Почему пери вела себя так, словно видела меня не впервые? Отчего варгский вожак произнёс странные слова про какого-то царя и его детей?
Годомира осенило; он содрал со своей шеи златой кулон и подбежал к изголовью ложа Седобрада:
— Что это за медальон? Зачем он мне? Почему я должен носить на шее эту золотую вещицу? Отчего все так пялились на меня, будто протыкали иглами насквозь? Отвечайте!
Вздохнул тогда Вековлас, поняв, что уже не отвертеться:
— Пришло, видать время моё и время твоё. Видит Он, что всё, что я делал, я делал во благо. Пятнадцать лет стерёг я тебя как зеницу ока своего и ремёслам обучил. Точно внука родного любил, хоть и прихотей не исполнял. А теперь заявляется мой отрок через три летних месяца, а поздней осенью прямо таки требует ответ, точно с провинившейся овцы, отбившейся от стада.
— Что значит «точно родного»? — Вскричал Годомир. — Разве я не внук вам?!
— Имя тебе Годомир, что значит «наступит год — настанет мир». Не внук ты мне, но наследник хладского престола; единственное чадо в семье Древомира Слабого.
Того словно бревном по голове огрели; точно ледяной водой окатили из громадного ушата.
— Если это шутка, то шутка скверная!
— Разве могу я, старый и больной, так шутить с тем, кто мне так дорог? — Вздыхал дед.
— Если бы я был вам дорог, вы рассказали бы мне обо всём раньше!
— Раньше — когда? Когда я утащил тебя с ярмарочной распродажи? Или когда ты только научился говорить?
— В смысле — утащил? Я что, был в рабстве? — Ничего не понимал совсем уже сбитый с толку Годомир.
— Почти. Перед своей смертью твоя мать, хладская кронинхен успела вручить тебя одному из верноподданных; оседлал он коня и мчал что есть силы, но попал в засаду. А когда он поскакал в другую сторону, искромсал его один из кочевников, а тебя привёз на ярмарку. И повезло тебе, о неблагодарный, что на той ярмарке был я, ибо умею представиться купцом и сделать так, что никто меня не узнает.
Годомир молчал, поражённый услышанным.