— Ставлю квид, не выйдет, — поддразнил его Арти Макинтош, пытаясь вернуть свои потери.
Когда дело касалось бильярда, ничего не стоило поймать Мэннерса на удочку — это Макинтош знал преотлично: трактирщик был легкой добычей для бильярдных акул. Разыгрывался старый трюк: две-три игры мазали вовсю и поднимали ставки на уровень кармана Мэннерса, если не на уровень его игры. Всю зиму напролет акулы жили за его счет, пока Арти не подал идею, чтобы трактирщик учитывал проигрыши при уплате налогов.
Мэннерс отвел пари, может быть считая, что он не должен обыгрывать своего же болельщика. Он тщательно изучал позицию. У Чамми Флеминга был собственный мелок, и он случайно оставил его на краю стола. Мелок попался Мэннерсу на глаза. Он грозно выпрямился и потребовал, чтобы мелок убрали. Наконец удар был сделан, но оба шара остановились в двух футах от луз.
— Просто малость ошибся, не горюй, Фред, — утешал его Арти Макинтош и громко объявил: — Повторяю: ставлю квид на Мэннерса! — Потом, повернувшись к Полковнику, добавил по-ирландски: — Другой-то, посмотрите, пальнет сейчас на соседний стол!..
Кто-то из АНА пожал плечами в ответ на это оскорбление по адресу такого мастера, как Чамми, но сквоттера Флеминга это вовсе не позабавило.
— Пари, деревенщина ты неотесанная! — бросил он, удивив присутствующих своей готовностью играть открыто, при всех.
За этим пари последовали другие.
— Деньги приберите, чтобы никто не видел, — посоветовал сержант Флаэрти.
Игра продолжалась, игроки «давали класс», а зрители забавлялись шуточками. Так прошло минут двадцать пять, а счет ни у того, ни у другого не дошел до пятидесяти. Чамми играл в своем обычном темпе, а Мэннерсу не всегда везло в его блистательных эскападах.
— Вы играете уже двадцать пять минут, — важно предупредил маркер. — Если ни один из вас в положенное время не наберет до ста, победителем будет объявлен тот, у кого больше очков.
Взбодренные таким образом игроки удвоили усилия и стали играть вдвое хуже. Шум снаружи возвестил о возвращении компании с Лердиберг-стрит; мальчишкам наскучило бомбардировать крышу вдовы Джонсон, видно, им захотелось еще раз прокомментировать матч. Сержант Флаэрти подошел ближе к окну.
Заметив, что Мэннерс приготовился к удару, Рыжий Пиктон притаился за спиной сержанта и вытянул руку. Мэннерс просто из себя выходил, если кто-нибудь мешал ему или шумел, когда он приготовился бить.
Кто в Бенсонс-Вэлли не помнил, как однажды Тилли, молоденькая жена Мэннерса, которая заехала как-то сюда и нанялась работать барменшей в «Королевский дуб», да и вышла за трактир замуж, — так вот, как однажды Тилли, обслуживавшая потребителей спиртного в недозволенное для этого время, влетела в бильярдную в самый критический момент: Мэннерс приготовился к смертельному удару. «Арти Макинтош щиплется и ругается нехорошими словами», — пожаловалась Тилли, никогда не упускавшая случая наябедничать на неугодных ей ухажеров, дабы отвести отнюдь не безосновательные сомнения супруга в ее верности. Старина Мэннерс попытался пропустить это мимо ушей. «Да ты что, не слышишь, что ли? — настаивала Тилли. — Он меня стервой обозвал!» Мэннерс сделал удар и, как всегда, промахнулся — правда, обычно он бил все-таки лучше. «А ты и есть стерва! — взревел он. — Он раз в жизни сказал правду, и я то же скажу: стерва ты паршивая, вот и все».