– Кто такой? – спросил приезжий председателя.
– A-а, гость, дачник, – отмахнулся председатель.
– Покажите ваши документы! – Уполномоченный подошел к Митьке. – Где работаете? В отпуске?
– Так точно! В отпуске! – Митька опять козырнул. – А теперь вот третий день… поднимаю сельское хозяйство.
– Я тебе говорю, документы есть? В какой организации?
Митька с серьезным видом порылся в заднем кармане брюк, вынул какую-то бумажку.
– Так… – Уполномоченный начал читать.
Вдруг он побагровел, разорвал Митькин мандат, повернулся и пошел.
– Мы еще разделаемся с тобой! – обернулся он напоследок. – Ты у меня еще попляшешь. Отпускник!
Митька хохотал на глазах у перепуганных доярок и хлопал себя по ягодицам.
– Ой! Начальничек. Ой! Перекурим, что ли?
Однако начальство уходило все дальше и ничего не слышало. Пока Митька перекуривал и рассуждал с Куровым, Мишка ни с того ни с сего запустил движок в будке, потом незаметно присоседился к Надежке, свалил ее на солому и начал мять, а Надежна весело визжала и отталкивалась.
– Надежна! – позвал Куров, когда ребята ушли в будку. – Ступай сюда, чего я тебе скажу-то.
– Чего, дедушко? – Надежна все еще рдела щеками и не могла отдышаться.
– А вот что. Ведь этот Мишка-то все время из-за тебя на ферму ходит, вроде бы и сторож-то я, а он тут все дни проживает. Только ты придешь, а он тут и есть, прикатил. Самая ты для него наглядная-ненаглядная. Пра!
Надежна сказала: «А ну тебя!» – и убежала в телятник.
Старик поднял разорванную надвое Митькину бумажку, расправил, сложил и, откинувшись, шевеля усами, начал старательно читать по складам:
– «Про… проти… тиво… зачат… Противозачаточн… очное сред… средство. Противозачаточное средство. Спо… способ упо… употребления». Ишь, мать-перемать! – Куров бросил бумажку и растер ее каблуком. – Митрей? Я думал, ты ему бланку на гербовой бумаге вручил, а у тебя тут воно какая директива. Это чтобы алиментов помене платить?
– Ну! – Митька расхохотался. – А тебе, дедко, не надо такого лекарства? У меня есть.
– Нет, парень, не требуется. Меня уж на том свете с фонарями ищут. Не боишься, что в сельсовет-то вызовут?
– Мне ваше начальство, знаешь… Я его в гробу видел. В белых тапочках.
– Чево?
– До лампочки.
Куров не понял, что значит «до лампочки», переспрашивать постеснялся, сказал:
– А вот я в Сибире был, так там уполномоченных уважают, не то что у нас. Туда на мягкой машине, обратно на машине, а как привезут, кряду барана режут. В другой раз оне уж и знают, в какой дом идти. У меня в дому тоже, помню, после войны уполномоченные стояли. Иной все лето живет, а осенью ему, значит, замена приходит. Один раз приехал новый, ушел вечером собраньё проводить. А ко мне мужики пришли покурить. Олеха-сусед говорит: «А что, робята, давно думаю об одной загвоздке». – «О какой загвоздке?» – «А о такой, что охота мне узнать, чего оне в портфелях носят. Такие портфели толстые, как пузыри, и застежки светлые». – «Как, – говорю, – чего, бумаги всякие, директивы. Ну, квитанции там… Списки какие». Я, значит, только до ветру вышел, а мужики в это времё спорить, кто одно говорит, кто другое. Взяли да и открыли портфель-то, он за шкапом стоял. «Давай, – говорят, – поглядим, да и дело с концом, чтобы не было у нас разногласия и сумненья». Открыли, да и хохочут, в портфеле-то пол-литра белой. Ну и бумаги, конешно, списки…