Далеко за полдень, после вылазки Ивана Африкановича, деревня понемногу начала успокаиваться. Только иные бабы, прежде чем идти куда, оглядывались и, уже убедившись, что все спокойно, шли.
В избе Мишки Петрова на полу спал связанный, пьяный и потому безопасный Иван Африканович, спал и пьяный Пятак, спал и старик Федор. Только Куров не спал, он не напился, поскольку был всех похитрее, в придачу он числился сторожем на ферме.
Хотя летом ему почти нечего было делать на дворе, он все же отправился туда. Пришел, хромой, по батогу в каждой руке, сел на бревно.
– Это чего там мой-то наделал? – спросила Катерина. – Напьются до вострия да и смешат людей-то.
– Да чего, ничего вроде. Поплясать не дали, вот и вышел из всех рамок. А так ничего. За телятами-то все ты ходишь аль сдала кому?
– А кому я их сдам-то? Ладно вон Надежна еще пособляет. Спасибо девке.
– Не ушло начальство-то?
– Вон в водогрейке сидят, пишут чего-то.
Начальство, о котором спросил Куров, как раз выходило из водогрейки. Это был председатель колхоза вместе с тем самым приезжим из района, что предлагал Ивану Африкановичу написать список людей, которые косят в лесу по ночам.
– Ну, теперь, Леонид Павлович, в телятник, – сказал председателю приезжий.
Телятник стоял рядом. Красивая, крепконогая Надежна сверкнула на них яблоками своих глазищ, убежала в коровник.
– Надежна! – Куров погрозил одним из батогов. – Опять ворота открыты оставила!
Однако Надежна не слышала, и Куров, как конвой, с батогами пошел следом за начальством, слушая разговор. Приезжий важно стукал ногой в перегородки, принюхивался и заглядывал в стайки.
– Что, Леонид Павлович, не сделали еще наглядную-то? – спросил он председателя.
– Наглядная, Павел Семенович, будет.
– Когда?
– Заказали в городе, будет наглядная.
– Успеете к совещанию животноводов?
– Нет, Павел Семенович, к совещанию не вывернуть, – сказал председатель.
– А ведь дорога ложка к обеду, Леонид Павлович.
– Будет, будет наглядная.
Куров не успевал ходить за ними и опять сел на бревно, блаженно потыкал батогом в землю. И вдруг он услыхал Мишкин пьяный голос:
Сами, сами бригадиры,
Сами председатели,
Никого мы не боимся,
Ни отца, ни матери.
Мишка шел с Митькой к ферме, оба слегка покачивались, и Куров начал делать им предупреждающие знаки, чтобы не ходили. Но где там. Оба дружка правились прямиком к ферме. «Ну и бес с ними, – подумал Куров, – сами на глаза уполномоченному лезут. Ну и прохвосты!»
Между тем прохвосты увидели начальство, а начальство увидело прохвостов.
Митька козырнул:
– Здравия желаю!