– Пузотряси, а не грузотакси.
– Ой, ой, варенье-то потекло!
– Ты бы, бабушка, шла сюда, тут лучше тебе будет.
– Ну и ну, пьяный, что ли, он?
– А я так скажу, что ежели у шофера дорога в глазах двоится, так это хуже всего, обязательно перекувырнемся. А лучше, ежели у него три дороги в глазах, чтобы по середней ехать.
– Отсохни у тебя язык.
– Право, лучше.
Проехали две деревни, в третьей опять остановка. Две девушки-отпускницы торопливо целовались с плачущими матерями. Из машины глядели, как они прощаются.
– Хватит вроде бы целоваться-то, – сказал тот же дядька, который рассудил насчет тройной дороги. – Вот меня так давно уж никто не целовал.
– Поди слезь, да и тоже…
– Зубы, брат, худые. Да и баба у меня… Такая стала злая, не знаю, кто ее, такую сотону, и родил.
– Теща же и родила, – заметил кто-то.
– Одна была-то?
– Баба-то? Одна. Да и с той греха не оберешься, вся моя комиссия, видать, кончилась, устарела. А теперь поди возьми ее в руки, ежели все законы на бабской стороне, все точки-запятые. Нет, брат, я и с одной маюсь теперече.
– А вот говорят, у иранского прынца двести штук, дак тут-то как?
– Да ну?
– Точно.
– Его, наверно, и кормят зато. Не выпивает?
…Иван Африканович в обычное время обязательно бы включился в разговор, но сегодня ему было не до иранского «прынца». Митька не выходил у него из головы. Посадят парня, из-за этого сена посадят, а шут бы с ним, с сеном, как-нибудь бы… Нет, поехали, наворотили оба стога. Те, что Иван Африканович накосил по ночам и которые обобществило начальство. Мало было самому расстройства, еще и Митьку втянул. Стравил парня, да и Мишке тоже несдобровать.
Высадившись, Иван Африканович сразу же направился в милицию. И вдруг услышал оклик:
– Дрынов? Ты чего здесь?
Иван Африканович обернулся, его верхом на жеребчике догонял председатель.
– Да вот, насчет Митьки… Узнать, как чего.
– Я бы этого Митьку… знаешь. Близко к деревне бы не пустил. – Председатель слез с жеребца. – Вон из-за него озимой сев сорвем.
– Это почему из-за Митьки?
– А потому! Трактор-то стоит? А Мишка-то сидит? Вот и почему. Деятели! Натворили делов, мать вашу…
Председатель привязал коня к милицейскому забору, спросил у вышедшего из ворот сержанта:
– Сам-то на месте?
– На месте, на месте, заходи.
Председатель кивнул Ивану Африкановичу, чтобы тот шел за ним. Стукнул дважды в двери кабинета. Иван Африканович вошел, встал у дверей. В кабинете было накурено, хоть шапку вешай, не помогала открытая форточка. Начальник, капитан милиции, не кладя трубку, поздоровался с председателем:
– Здравствуй, аграрник. Садись. Алёу, девушка, что там у вас? Алёу. Черт знает что! С чем пожаловал?