Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.) (Кон, Пушкарева) - страница 92

Оценивая Варвару Ерохову как утратившую рассудок, анонимный доктор, писавший в 1866 г., по-видимому, руководствовался следующей логикой: нормальная мать не может убить ребенка, поскольку ей присущ врожденный материнский инстинкт, значит, убийство было совершено ненормальной матерью, чей материнский инстинкт был подавлен какими-то внешними причинами. Но что это были за внешние причины?

Наиболее распространенный ответ состоял в том, что такой причиной была социальная среда, т. с. отношение к женщине со стороны родственников и соседей. Случай Ерховой здесь нс был показателен. Она была замужем и жила в семье мужа. Однако во многих других примерах о влиянии социальной среды и ее давлении на материнский инстинкт говорилось более ясно.

Дело крестьянки, имя которой было скрыто за инициалами Т. 3., все ставит на свои места. Т. 3. родила вне брака, а сс ребенок был незаконнорожденным. Стыдясь позора и осуждения со стороны соседей, Т. 3. избавилась от него.[442] Т. 3. поступила так, как и Елена Карвансн. И скорее всего так поступало большинство незамужних женщин в русской деревне, которые избавлялись от своих незаконнорожденных детей подобным способом. Движущей силой детоубийства в этом случае был стыд незамужних молодых женщин перед окружающими.

Делая акцент на стыде и страхе позора у незамужних матсрсй-дето- убийц, медики тем самым следовали традиционному объяснению, которое разделяли и юристы. В этом стыде они даже видели залог нравственного поведения. Один из авторов «Архива судебной медицины», доктор, который подписывался инициалами «М. Г.», утверждал, что желание незамужней роженицы избавиться от незаконнорожденного ребенка вовсе не безнравственно: «Безнравственная женщина никогда нс может быть доведена до такого плачевного положения, потому что она совершенно равнодушна к своему позору; но та, у которой сильно чувство бесчестия, часто бывает лишена силы переносить <...> борьбу с беспомощным состоянием, угрожающим всей ее жизни <...> Будь она при другой обстановке жизни, она могла бы сделаться нежною и безукоризненной нравственности женой и хорошей матерью для своих детей».[443]

Акцент на роли внешних обстоятельств, подчеркивание значимости чувства стыда и страха позора побуждали доктора М. Г. не считать инфантицид преступлением: «Инфантицид не следует приравнивать к убийству, так как в случае детоубийства отсутствует умысел и совершается оно иод воздействием эмоций и физического страдания».[444] С ним был солидарен и докгор А. А. Жуковский из Полтавы, полагавший, что женщина, обвиняемая в убийстве детей, действовала нс под воздсйст- висм холодного разума, а под влиянием чувств: «не видно предварительного умысла и заранее составленного плана».