– Начальник! Начальник!! Братишке погано! Позови врача!
Майор навел на крикуна пистолет и велел отойти. Одного взгляда на трясущееся и явно нездорово булькающее тело хватило, чтобы отправить Банана за доктором. Когда Марк подскочил к страдальцу, главарь коршуном накинулся на живодера, полагая, что Смирнов не рискнет палить в опасной близости от Фельде, а справиться с тощей кабинетной крысой не составит никакого труда.
Составило.
Марк краем глаза заметил метнувшееся наперерез белое пятно и среагировал быстро и очень точно, как и полагается опытному хирургу. Кулак со скоростью атакующей кобры врезался в нос, и со стороны это выглядело так, будто по перезревшему томату с размаху грохнули молотком. Не успел парень схватиться за расквашенное лицо, как с двух сторон обрушился град ударов. Электрические дубинки жалили невыносимо, но вожак, трясясь, как в припадке, и заливая кровью пол, успел прокричать:
– Суки! Гребни! Отвалите от Булки!
Тут Смирнов или промахнулся, или, наоборот – нарочно прицелился – и стукнул по темечку. Приложился бы со всей силы – и череп лопнул бы гнилым арбузом, а так потасовка закончилась легким сотрясением.
– Идиот! – прошипел Фельде. – Смотри, куда лупишь!
– Пардон. – Майор осклабился. – Рука сошла.
– Этого – в лазарет, Антона – в процедурную.
– Не надо! – заверещал Булка. – Пожалуйста, отпустите! Мама! Мамочка!
– Надеюсь, сыворотка на него не подействует, – проворчал бородач, потащив обмякшего парня за ноги. – Из такой сопли герой тот еще получится.
* * *
Маша села в кресло и закатала рукава до острых локотков. Девочка не сопротивлялась и не донимала доктора вопросами, как поступил бы любой ребенок на ее месте – лишь спросила, где Ксюша.
– Отдыхает, – как-то странно ответил Фельде. С грустью, что ли? Не понять. При редких коротких встречах в столовой, на осмотре или на стадионе его голос был бодрым и веселым, а теперь – таким, словно дядя Марк не рад ее видеть.
Потом он долго писал в блокноте, и от скрипа карандаша заныли зубы. Мелочь не смотрела в угол, где сидел врач, не хотела случайно отвлечь его от важного занятия. Чтобы скрип не раздражал, стала считать в уме – доходила до десяти, загибала палец и начинала с нуля: десять раз, десять два, десять три. Когда обе руки сжались в кулачки, бумага с громким треском порвалась, а карандаш стукнулся об стол.
В кабинет заглянул дядя Кадавр, уточнил, все ли в порядке. Марк попросил уйти и закрыть дверь, а затем засопел и зашмыгал, будто из-за сквозняка за миг подхватил простуду. Прошло немало времени, прежде чем в углу все затихло. Подойдя к креслу, доктор улыбался, как раньше, и голос снова стал бодрым и веселым: