– Может, хватит? – Смирнов поморщился и отступил на шаг, спасаясь от красных брызг.
– Температура – сорок. Пульс – триста… обожди, не мешай. Дыхание – отсутствует. Над левым квадрицепсом оголена жировая прослойка. Коленные чашечки вывихнуты. Время воздействия – сорок шесть секунд. Остальное покажет вскрытие.
Для надежности Фельде вколол в сердце раствор мышьяка и накрыл лицо трупа салфеткой, вмиг пропитавшейся кровью.
* * *
– Чего такой мрачный? – спросил Герман.
Булка вздохнул и свесил голову. После ухода Хлыста увалень вел себя, как и прежде – бродил вдоль стен, с неохотой отвечал на расспросы и мечтал о грядущем обеде. Но потом без видимой на то причины погрузился в раздумья и целый час просидел в углу без движения.
– Да вот не пойму… разве не проще нас ширнуть, а после сразу всех отвести на Крейду? Зачем каждый день тягать по одному и зря время тратить?
– Может, они пургу метут, что провожают. Выставят за забор – а дальше сам чеши.
Соратник усмехнулся:
– Может, и так. А может, и до забора Ромку не довели. Пырнули в печень тихонько – и в яму. Сам посуди – сколько мы тут всего увидели, сколько узнали. Кто ж таких свидетелей отпустит? Да не абы куда, а к врагам.
Гриду очень хотелось поспорить и выдумать сотню оправданий, но здравое зерно в словах Антона имелось и потому сразу укоренилось в голове. Слишком уж все просто да гладко, и потому втройне подозрительно. Стоило пленникам хапнуть ласки и корма, и вся стайка завиляла хвостиками, почуяв во вчерашнем мучителе доброго хозяина.
– Неужто развели, как лохов? – хмыкнул вожак.
– А мы лохи и есть. – Антон всхлипнул и смахнул влагу со щек.
– Эй, ты чего?
– Чего-чего… Подыхать влом, вот чего. Я как-то книгу читал… там, когда зэков расстреливали, говорили, что в другую хату переводят. Или, типа, на допрос ведут. И никто не бузил, не рыпался, шли себе спокойно, а им – пулю в затылок. Вот и с нами так же сделают.
– Не ной раньше времени, лады? – со всей оставшейся твердостью произнес Герман, хотя у самого по всему телу расползлись ледяные черви, а в желудке дрожал целый клубок. Но если и главарь спасует, свесит руки – тогда верняк амба. – Знаешь, те, из книги, не бузили, а мы будем. Пусть вертухаи только сунутся, пинками под шконарь загоним! Тох, ну хорош…
Булка сидел, покачиваясь, как ванька-встанька, и размазывая слезы кулаком, а когда услышал шаги в коридоре, начал тихонько подвывать.
– Хватит! – зашипел Грид, опустившись перед другом на корточки. – Не смей реветь! Будь пацаном!
Плач не остановили даже звонкие лещи – увалень обращал на пощечины не больше внимания, чем на уговоры и просьбы. Когда замок заскрежетал, Грид повалил соратника на бок – лицом к стене – и бросился к двери, вопя во всю глотку: