Записки странствующей травницы (Головач) - страница 173

Последней каплей для волчицы стал подслушанный неделей ранее разговор Горяна с Риком, в котором парни от нечего делать чесали языками и взялись гадать, сколько еще терпения хватит у капитана до того, чтобы «взять да прижать травницу к стенке, высказав все накопившееся, а потом…» Очевидное ‘потом’ Марна дослушивать не стала. Это что ж получается? Ладно, волчица, привыкшая чутко реагировать на любые изменения в поведении своего избранника, а сейчас выясняется, что и все остальные тоже следят за развитием событий. Тогда чего ей ждать?

В тот же вечер девушка привычно сидела в углу комнаты, из полумрака всматриваясь в такие внезапно ставшие родными картинные черты лица. Не Вернара… — Ерви. Семейное сходство было настолько пугающим, что пару раз при всполохах огня волчице даже почудилось, что за столом всего в нескольких шагах от нее сидит Вожак. Это было решающим доводом. Марна теперь знала зачем судьба закинула ее в эту компанию, и ей больше не нужны были подсказки относительно того, что нужно было делать дальше.

Сегодня, спустя шесть мучительно долгих ночей, все было готово. Оставалось дождаться темноты, и первый акт безупречно спланированной пьесы будет уже не становить.

За околицей в несколько голосов завыли волки…

* * *

— Ой-ой, родненькие! Что же эта делается-а-а?!

Причитающие завывания раздались сразу же за сочным ударом двери об косяк. Я высунула нос из-под теплого одеяла и, щурясь, попыталась разглядеть, кого в этот раз принесла нелегкая. За окном только-только начало светать, поэтому комната утопала в полумраке, а прямо напротив окна маялся толстый силуэт, горестно заламывающий руки.

— Что случилось-то? — Горян приподнялся со своего угла, нащупывая лежащий рядом топор.

Баба, обнаружившая участливого слушателя, плюхнулась на колени и завыла белугой.

— Реська мой… подрали волки старычевы… девонька, помоги, не дай на тот свет мужа пустить…

Дверь хлопнула повторно и в помещение ввалился щуплый мужичек в одной рубахе на голое тело. Я смутно припомнила в нем главу семьи, в которой я дней пять назад лечила двух девочек погодок от укусов диких ливневиц.

— Ефания… — Вошедший наткнулся взглядом на не прекращающую выть бабу. — Сычовна, ты чо ли?

— Я, Сернатий. Реську моего задрали-и-и…

Я откинула одеяло и спрыгнула с полатей прямо перед неожиданными гостями. Секунду спустя рядом приземлился Вернар, сжимая в руке рукоять охотничьего ножа.

— Объясните толком, что произошло?

— Так этова… волки, видать, совсем оголодали… не далее часа назад в деревню вошли с той стороны, скотину подрали… — Селянин затараторил быстро-быстро, видать, опасаясь, что не поверим и выставим его за дверь. — Я как только шум услышал, к Молошке своей кинулся, к корове. Она у меня молодая, боевая. Двоим черепа проломить успела, да все-таки цапнул ее кто-то. Я надеялся, ты, девонька, подлатать сможешь. Я бы и сам постарался, да только тогда держать Молошку будет некому…