Одна прямая линия тянулась вниз по внутренней стороне моего предплечья. Не знаю, что изменилось, почему я сделала это. Сначала всегда было перо. Всегда. Я не думала о своей ослабевающей, умирающей матери, ни разу. Мои мысли вернулись к моей молодой, энергичной маме. Я увидела нас двоих, хихикающих у рояля, она повернулась и улыбнулась мне, а я улыбнулась ей в ответ. Только это была не я, это была Дженни. Моя мама любила ее, как я люблю Пи. Почему это дошло до меня именно в этот момент — тайна моего пера. Сара говорила мне, что моя мама спасла ее семью; я была уверена на сто процентов, что моя мама вызвала пробуждение в семье Холденов. Я действительно верю, если бы она не появилась в их жизнях на несколько коротких недель, Дженни продолжали бы растить няньки.
— Господи, Макайла, это просто восхитительно, — тихо сказал Блейк.
Мой взгляд метнулся к его глазам, затем обратно к великолепному творению на моей руке; впечатляющая сосна наклонилась вправо. Эта деталь была смешной; как будто дерево позировало. Заштрихованный каскад лунного света создавал величественную тень с правой стороны. В черном цвете, который был единственным цветом, этот рисунок выглядел темным и таинственным.
— Ты уснул на мне, — улыбнулась я, смущенно прикрыв свою руку другой рукой.
— Я наблюдал за тобой долгое время. О чем ты думала? — спросил Блейк, потянувшись к моей руке. Я взяла его руку, и он потянул меня к себе. Мне пришлось неловко передвинуть его ноги, чтобы добраться до него, мое тело приземлилось наполовину на него, наполовину с боку. Я положила свою ногу ему на талию, чтобы удержаться от падения. — Расскажи мне.
— На самом деле, я ни о чем таком не думала.
— О своей маме?
— Да, но мне не было грустно. Я думала о ней до ее болезни. Когда она была просто обычной медсестрой Викки, молодой и полной жизни Викки, у которой был роман с роялем длинною в жизнь. Я думала о том, как она учила Дженни играть. Как думаешь, Дженни стала бы играть на фортепиано без моей мамы?
Блейк поднял мою руку и пристально посмотрел на впечатляющую сосну.
— Не знаю. То есть, думаю, она бы полюбила это в любом случае, независимо от того, кто познакомил бы ее с роялем, настолько она была увлечена музыкой.
— Моя мама была такой же. Она говорила на языке музыки. Мы могли гулять по торговому центру, и она останавливалась, как вкопанная, когда слышала ее. Рождество было самым худшим временем.
— Лифты; я ненавидел лифты. Дженни заставляла нас кататься на них, они были ее любимыми песнями. Мы часто ходили в одно место, так называемая «ловушка для туристов», гостиница «Мэйпл», где подавали самые вкусные теплые пирожные брауни. Там играли музыку знаменитых пианистов со всего мира. Я ходил туда за пирожными, Дженни обычно съедала лишь половину своих, а оставшиеся отдавала мне. Ей просто нравилась атмосфера.