— Нет, — сказала я, краснея. Но мне казалось, что он прятал сироп от меня. Я видела его лицо, когда он подошел сделать заказ, и он выглядел так, словно задумал эту пакость. Пока я не смотрела, он мог взять сироп, чтобы подставить меня, а потом вернул. Заставил меня тратить время. Выглядеть безумной.
— Я просто хочу напиток. Пожалуйста, — добавил он с фальшивой вежливостью.
— Вы ничего не получите, пока не извинитесь, — сказала я.
Повисла тишина. Стало так тихо, что я слышала, как трепещут уголки его газеты от волн шока, в который я его повергла. Я сама не могла поверить в это, но и остановиться не могла.
— Перри, по-моему, ты себя плохо чувствуешь, — сказала Микеала, положив ладонь на мою руку и крепко сжав.
Я пронзила ее взглядом и вырвала руку из ее хватки.
— О, не нужно меня успокаивать, — сказала я. — Я знаю, когда меня пытаются выставить дурой. Он как раз это и делает. Я ему не нравлюсь. Он думает, что я неуравновешенная.
Кто-то в дальнем конце магазина издал смешок, кровь закипела в моей голове. Я найду того, кто сделал это. Найду и убью.
— Перри, — раздался сзади голос Эша. Он был тихим и дрожащим. — Можно поговорить с тобой секундочку, Перри?
Он спрашивал так вежливо, так… испуганно, что это пронзило меня насквозь.
И я поняла, что делала. Я ругалась с клиентом из-за бутылки сиропа.
Все словно замедлилось, я смотрела на злое потрясенное лицо Микеалы, ее рот был раскрыт от шока, я видела, как пальцы хипстера крепко сжимали его газету, я видела, как солнечное лицо Эша помрачнело от страха, может, жалости, и я видела себя с красным лицом, злящуюся из-за того, чего не было.
Я смотрела на всех, безликую размытую толпу, а потом развернулась и убежала в кладовую. Эш пошел за мной и пытался успокоить, пытался понять, что я делала, но не мог оставить Микеалу там одну, а помочь мне ему не удавалось. Я не могла объяснить ничего, кроме того, что была не в себе. Мне было плохо. Я могла лишь держаться подальше от людей, а после быстрого звонка Шэй меня отправили домой.
Поездка домой была ужасной. Нет ничего хуже, чем ехать в дождь, это бесило, хотя я думала, что уже привыкла к этому, живя здесь. Но погода подходила к моему настроению, к уровню поражения, которое я ощущала после случая с клиентом.
Как я могла быть такой беспечной и позволить эмоциям овладеть мной? Я вела себя вне своего характера, поддалась паранойе, что со мной что-то не так. Я не могла сосредоточиться, взять себя в руки и быть в реальности. Даже поездка домой, во время которой холодный дождь и ветер хлестали меня, ощущалась так, словно происходила с кем-то другим.