Я пыталась убедить себя, что сердцу нужно время. Так и было. Все с Дексом было быстрым, страстным и смутным. Мне нужен был кто-то нормальный (относительно) и хороший. Надежный. Как Максимус. Страсти мне сейчас не хватало, тяги во всем теле, но я его только встретила.
Зато он ел чау-мейн и говорил с моими родителями. И я думала об этом, хотя были проблемы важнее. Были опасности в виде нескольких призраков.
Я начала добавлять себе на тарелку курицу в лимоне, чтобы выглядеть занятой, когда трижды прозвенел дверной звонок с короткими паузами.
Мое сердце громко колотилось. Я не думала, что выдержу это.
— Кто откроет? — спросила мама со страхом в голосе.
— Я, — вызвался Максимус, я так и подозревала.
Он похлопал меня по руке, словно говоря, что дойдет сам, и отправился к двери. Папе стало неловко, и он пошел за ним, конечно, мне пришлось идти за ними. Потому что я была испуганной и упрямой.
Они стояли и смотрели на что-то на крыльце, дверь была открыта. Высокий Максимус был рядом с моим низким папой, свет датчиков движения сиял на лысине моего отца.
Я не успела увидеть, но уже знала, что это было. Голова свиньи.
И я была права. Я протиснулась между мужчинами и увидела окровавленную отвратительную голову свиньи на первой ступеньке. Глаза были выколоты. Милый злой жест.
Я скорее злилась, чем боялась. Я прошла в дом, качая головой, мама с Адой вышли с опаской из-за угла.
— О, очень по-взрослому, Эбби! — закричала я потолку, потрясая кулаком. — Ничего лучше не придумала? Это все?
— Перри, — я услышала предупреждение в тоне Максимуса. — Я бы не…
Я пожала плечами, понимая, что была близка к тому, чтобы случайно изобразить сцену из «Я знаю, что вы делали прошлым летом». Я прошла мимо Ады и мамы и сказала им:
— Голова свиньи. Вам лучше не видеть, — и прошла в столовую.
Я опустилась на свой стул и недовольно выдохнула. Голова кружилась. Каждая мысль была важной. Каждая мысль была заряженным пистолетом.
Папа вызвал полицию по телефону на кухне, а Максимус и остальные вернулись в комнату. Они стояли за стульями, смотрели на меня и на еду. У всех теперь пропал аппетит.
Ада сообщила, что устала и пойдет спать, Максимус помог моей маме убрать со стола. Я подумала, что это мило с его стороны, хотя часть меня чувствовала, что он подлизывается. Горечь от этой мысли удивляла. Я не помогала. Меня терзали мысли.
Когда он закончил, он вернулся в столовую и сел рядом со мной.
— Как ты? — спросил он. Его голос был нежным. Слишком нежным.
Я смотрела на него.
— Я не лепетала на латыни, если ты об этом.
Он сделал паузу и облизнул губы.